"К.Н.Леонтьев. Византизм и славянство " - читать интересную книгу автора

Церковное же чувство и покорность властям (византийская выправка) спасли нас и
в
12-м году. Известно, что многие крестьяне наши (конечно, не все, а застигнутые
врасплох нашествием) обрели в себе мало чисто национального чувства в первую
минуту. Они грабили помещичьи усадьбы, бунтовали против дворян, брали от
французов деньги. Духовенство, дворянство и купечество вели себя иначе. Но как
только увидали люди, что французы обдирают иконы и ставят в наших храмах
лошадей, так народ ожесточился, и все приняло иной оборот.
К тому же и власти второстепенные были тогда иные: они умели, не задумываясь,
обуздывать неразумные увлечения.
А чему же служили эти власти, как не тому же полувизантийскому царизму нашему?
Чем эти низшие власти были воспитаны и выдержаны, как не долгой иерархической
дисциплиной этой полувизантийской Руси? Что, как не православие, скрепило нас с
Малороссией? Остальное все у малороссов, в преданиях, в воспитании историческом,
было вовсе иное, на Московию мало похожее.
Что, как не сохранение в христианстве восточно-византийского оттенка народом
Белой и Южной Руси дало нам ту вещественную силу и то внутреннее чувство права,
которые решили в последний раз участь польского вопроса?
Разве не византизм определил нашу роль в великих, по всемирному значению,
восточных делах?
Даже раскол наш великорусский носит на себе печать глубокого византизма. За
мнимую порчу этого византийского православия осердилась часть народа на Церковь
и правительство, за новшества, за прогресс. Раскольники наши считают себя более
византийцами, чем членов господствующей Церкви. И сверх того (как явствует из
сознания всех людей, изучавших толково раскол наш), раскольники не признают за
собою права политического бунта; знакомые довольно близко с церковной старой
словесностью, они в ней, в этой византийской словесности, находят постоянно
учение о строгой покорности предержащим властям. Лучше, нагляднее всех об этом
писал Василий Кельсиев. Я сам, подобно ему, жил на Дунае и убедился, что он
отлично понял это дело.
Если исключить из числа наших разнообразных сектантов малочисленных молокан
и
духоборцев, в которых уже почти ничего византийского не осталось, то главные
отрасли нестарообрядческого раскола окажутся мистики: хлысты и скопцы.
Но и они не вполне разрывают с православием. Они даже большею частью чтут его,
считая себя только передовыми людьми веры, иллюминатами, вдохновенными. Они
вовсе не протестанты. (Дервиши почти в том же духе относятся к мусульманству;
они не совсем оторванные сектанты; они, т. е. дервиши, кажется, что-то среднее
между нашими мистиками - христовыми и Божьими людьми - и нашими православными
отшельниками.)
Византийский дух, византийские начала и влияния, как сложная ткань нервной
системы, проникают насквозь весь великорусский общественный организм.
Даже все почти большие бунты наши никогда не имели ни протестантского, ни
либерально-демократического характера, а носили на себе своеобразную печать
лжелегитимизма, т. е. того же родового и религиозного монархического начала,
которое создало все наше государственное величие.
Бунт Стеньки Разина не устоял, как только его люди убедились, что государь не
согласен с их атаманом. К тому же Разин постоянно старался показать, что он
воюет не противу крови царской, а только противу бояр и согласного с ними
духовенства.