"К.Н.Леонтьев. Моя литературная судьба (Автобиография Константина Леонтьева) " - читать интересную книгу автора

цивилизаций... Но, конечно, на нечто еще более нынешнего Запада опошленное и
бесцветное. И мне даже кажется (и я боюсь этого), что каждая церковная реформа
у
нас в духе первых веков православия, имеющая в виду приблизить нас к первым
векам христианства, вместо этого приблизит нас еще больше опять-таки к той же
Европе, посредством сочетаний, которые можно даже и предвидеть. Выборное начало,
всеобщее голосование, то suffrage universel, на которое сами славянофилы так
строго нападают, когда оно приложимо к высшей политической жизни (см. биографию
Тютчева Ив. Аксакова. Москва, 1874), на Западе везде торжествует и, заметим, не
в той форме корпоративно-феодальной, которой организация Великобритании обязана
до сих пор своим величием, а в растрепанно-индивидуальном, в каком-то бесцветно
личном виде. У нас оно вводится также постепенно повсюду: в земстве, в мировых
учреждениях и т. п.: у нас уничтожены почти совсем наши сословные корпорации и
чисто денежный и ученый ценз fait la pluie et le beau temps[8] в губернских
маленьких конституциях, пока не пришел период еще октроировать центральную
законодательную земскую думу на основании тех же западно-буржуазных начал:
кошелька и университетского диплома (одинаково способных быть уделом пошлости,
бездарности и низости).
В постройку церковной администрации нашей внедряется мало-помалу со всех сторон
светское начало: семинарии желали бы вовсе уничтожить; их видоизменяют глубоко,
находя, что прежнее духовенство наше имело слишком мало благотворного влияния на
народ и высшее общество вследствие замкнутости своей, его хотят всячески сделать
более светским, забывая, что если духовенство, воспитанное по-прежнему, не
влияло особенно благотворно на мирян, то оно же и само трудно подвергалось
тлетворному воздействию последних, не легко уступало им; просто не понимало --
чего образованные миряне хотят?.. А непонимание есть часто средство несравненно
более верное для предохранения людей от какого-нибудь влияния, чем то слишком
высокое понимание, на которое, к несчастью, рассчитывают нередко мыслящие и
очень ученые люди, судя ошибочно по себе, по своему уму и знанию целые толпы и
массы народа. Гораздо легче не дойти до того среднего понимания, которое так
вредно, чем перемахнуть через него. Именно это-то среднее, дурацкое, опасное
понимание (или так называемый здравый смысл) доступно большинству.
Избрание священников по приходам, избрание самих епископов епархией (которое
даже "Русский Вестник" давно предлагает), новые духовные суды, ограничивающие
власть епископа коллегиальною властью женатых попов, уже потому, что они женаты,
более близких к общему уровню; нападки на монастыри (пока еще в печати и в
разговорах, но мы уже узнали за эти 10--15 лет, до чего у нас скоро всякое слово
теперь становится делом); все это те признаки вторичного смесительного
упрощения, о котором я говорю давно: самое стремление обратить все штатные
мужские монастыри в общежития, есть, во-первых, соединение путей, упрощение
картины - это раз; а, во-вторых, в сущности это мысль крайне лукавая и
лжебогомольная. Говорится, будто бы духовное начальство (т. е. обер-прокурор),
фрак-граф, буржуа, "маркиз но виду ты и хам по убежденьям" заботится о
благочинии иноческом, о том, чтобы монашество было более строго, чтобы аскетизм
был выше; а в сущности выходит только стеснение монашеству, ограничение его; не
всякому под силу жить под деспотизмом киновий, а жить хорошо можно и в штатном.
Люди знающие говорят, что в штатном Новом Иерусалиме, под Москвой, у
архимандрита Леонида живут монахи лучше, чем, напр., в киновиальной Угреше, где,
как слышно, сам настоятель о. Пимен сознается, что он может устроить прекрасный
монастырь, но не умеет создать монахов.