"К.Н.Леонтьев. Средний европеец как орудие всемирного разрушения " - читать интересную книгу автора

умам ничтожным, и определил верно род своего таланта. Действительно по легкости
и ясности языка, по некоторому довольно веселому остроумию, вообще по духу
своему он может несколько напоминать Вольтера и Рабле. Но это сходство только
наглядно доказывает упадок французского ума. При Рабле, беспорядочном, грубом и
бесстыдном, Франция XVI века только зацветала; в XVII и XVIII она цвела и
произвела великого разрушителя Вольтера, которого с наслаждением может читать за
глубину его остроумия - и враждебный его взглядам (конечно, зрелый) человек,
подобно тому, как атеист может восхищаться еврейской поэзией псалмов. Франция
в.половине нашего века дала в этом легком роде не более, как Абу! Крупные
литературные продукты Франции XIX века совсем иного рода. Они известны. Он сам
смиренно упоминает в своем предисловии, что Ж Санд сказала ему: "Вы всегда
пропускаете гений сквозь пальцы". Дальше.
Боклъ. Бокль громоздит целую кучу фактов, цитат, познаний, для того чтобы
доказать вещь, которую в утеху устаревшему западному уму доказывали прежде его
столь многие. Именно, что разум восторжествует над всем. (Что же тут
оригинального? Разуму поклонялись уже в Париже, в XVIII веке.) Он, подобно
многим, нападает на всякую положительную религию, на монархическую власть, на
аристократию.
Но положим, однако, Бокль прав, утверждая, что в истории человечества законы
разума восторжествуют, наконец, над законами физическими и нравственными
Человечество (говорит он вообще о законах физических) видоизменяет природу,
природа видоизменяет человека; все события суть естественные последствия этого
взаимодействия (стр. 15; т. I. Истор. цивилизации в Англии). О законах
нравственных он, напротив того, утверждает, что они в течение истории вовсе не
изменяются, а изменяются законы (или истины) умственные. (См. стр. 133--135 и т.
д.)
Итак, по мнению Бокля, изменение в идеях, во взглядах людей влечет за собой
изменение в их образе жизни, в их личных и социальных отношениях между собой.
По мере открытия и признания разумом новых истин - изменяется жизнь. "Умственные
истины составляют причину развития цивилизации".
Пусть так. Но, во-первых, говоря о развитии (т. е. не о самосознании собственно,
но об увеличении разнообразия в гармоническом единстве), можно остановиться
прежде всего перед следующим вопросом: как понимать это слово? И не мог ли бы
мыслящий человек нашего времени (именно нашего) выбрать себе предметом
серьезного исследования такую задачу: знание и незнание не суть ли равносильные
орудия или условия развития''. Про картину развития государства или общества,
нации или целого культурного типа (имеющего, как и все живое, свое начало и свой
конец) нечего и говорить: до сих пор, по крайней мере, было так, что ко времени
наисильнейшего умственного плодоношения разница в степени познаний между
согражданами становилась больше прежнего. Конечно, никто не станет спорить, что
во времена царя Кодра степень умственной образованности (степень знания) у
афинских граждан была равномернее, чем во времена Платона и Софокла. И
франко-галлы времен Меровингов были ровнее в умственном отношении между собой,
чем французы во дни Боссюэта и Корнеля. Незнание дает свои полезные для развития
результаты; знание - свои; вот и все. И не углубляясь далеко, не делая из этой
задачи предмет особого серьезного исследования, можно вокруг себя найти этому
множество примеров и доказательств. Упомяну только слегка о некоторых. Гете,
например, не мог бы написать Фауста, если бы он имел меньше познаний; а песни
Кольцова были бы, наверное, не так оригинальны, особенны и свежи, если бы он не
был едва грамотным простолюдином. И опять, если с другой точки зрения взять того