"К.Н.Леонтьев. Хамид и Маноли" - читать интересную книгу автора

Однако терзать брата он не дал им; а вывели заптие мальчика на высокую
лестницу... Внизу народ, как море кипит... Уж и на лестницу кинулись и
лезут. Заптие по-скорее удавили Маноли веревкой и кинули с лестницы его тело
народу.
Повеселели турки-варвары тут же; привязали к цепям, которые у брата на
ногах были, веревки; схватились за них и побежали с криком и проклятиями по
всем улицам.
Пред каждым консульством они останавливались и ругали и греков, и всех,
по-ихнему, гяуров вместе. И консулов самих осыпали бранью самой скверной.
И около французского консульства простояла толпа долго с криками и
бранью.
Кто посмелее был из нас, побежали к окну.
- Довольно вам, гяуры, царствовать над нами! Кончится скоро царство
ваше здесь, собаки, шуты маскарадные, сводники! Всех вас в клочки изорвем!
всех!
Я думаю, вы и сами, господин мой, поймете, до чего это страшно было.
Консул, однако, вышел на балкон, уговаривал турок уйти, а сам между тем
высмотрел, кто из них больше кричал и бесновался. Заметил после и паша этих
людей; как стихло все, в тюрьму посадил. Дольше всех просидели один дервиш
горбатый и старый бей один, наш деревенский, из Халеппы: он в серебряных
очках всегда ходил. Этот бей шесть месяцев пробыл в тюрьме за это.
Накричались турки и потащили дальше труп Маноли; цепи звенят по камням.
С шумом и смехом толпа бегом за трупом бежит.
Мы все перекрестились и отдохнули. Иные с радости стали плакать, и все
благодарили консула.
Турки кинули труп брата в ров, разошлись по кофейням, закурили наргиле,
успокоились, веселились до рассвета и хвастались, что самим консулам задали
страха.
Тем это дело и кончилось. Скоро после этого приехал из Константинополя
старик Сами-паша сменить Вели-пашу. Пришло с ним и войско. Сами-паша привез
грекам обещания: уступить им многое, чего они просили (что обманули потом -
это вы знаете). Пришел и молодец Мав-рогенни в Ханью. Сами-паша верхом, а
Маврогенни около него идет; пусть все видят, что критские христиане
помирились с турецким начальством.
После этого греки из Перивольи и Серсепильи разошлись по домам, и турки
деревенские из Ханьи все ушли. Люди радовались, что все утихло, и хвалили
консулов; один только тот усатый черигот кафеджи, который с мужем покойным
был друг, все не хвалил и не радовался.
- Жаль, жаль, - говорит, - что ни вас всех, ни консулов турки не
перебили! Конец бы тогда Турции сразу! Вы думаете, эти западные консулы об
вас заботились? Глупый вы народ! Это у них тоже своя политика друг против
друга. Назло все они это англичанину сделали; зачем больше их весу у
Вели-паши имел. Ах вы деревенские головы! Что мне сделать с вами, не знаю.
Уж не знаю, правду ли он говорил, кафеджи, или так у него уже злость
против франков была.
Как утихло все, говорю я, и душа моя утихла вовсе, господин мой! Долго
и слез у меня ни капли не было. Точно душу мою кто ветром, как лампадку,
задул. Хожу - ничего не хочу, все вижу, а смотреть ни на что не смотрю.
Хлебом одним год почти питалась у себя в доме и, кроме церкви, никуда
не ходила. Сердце мое стало как камень, а камень такой всяких жалоб и слез