"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

были не следствием естественной к нам симпатии, а только мерой
необходимости, чтоб ослабить нашу естественную симпатию к русским)... Итак,
греки, столь способные к торговле и мореплаванию, в благодарность за
благодеяния России, должны не только помочь ей в цивилизации Азии, но и
развить просвещение, любовь к наукам и искусствам в самой России!
Оспорить его нет сил! Я говорю ему: "Что с вами! Очень нужно России
наше просветительное содействие!.." Он опять кивнет головой:
- Россия - нация высокого, аристократического образования, но...
Однако не только Россию, как силу, но и самих русских он очень любит и
даже к слабостям их относится с особенною любовью...
Надо, например, его видеть, когда он представляет в лицах, как у
русских будто бы два голоса и два тона. Один для низших званием: "Вон!
такой-сякой!" и потом нежно и расставляя руки: "Катерина Ивановна!
Пожалуйте! Не угодно ли вам чаю?"
Представит, захохочет и воскликнет в восторге:
- Ужасно люблю, когда у людей есть народный характер!
Меня он очень занимает; он так своеобразен, что я не могу его
наслушаться. До следующей почты.
Твой H-с.
15-го сентября.

Присутствие Дели-Петро меня оживило. И на что, в самом деле, мне
жаловаться? В семье все утихло; я понемногу стал входить в торговые дела
отца: исполняю его поручения, езжу в горы, в Рефимно, в Ираклион. Вернусь,
спешу в город, ищу увидеться с Ревеккой. Наша любовь все такая же ровная,
таинственная и нежная. Она так умна, благоразумна и тверда; так удачно
устраивает наши свидания: служанку в дом взяла гречанку, и она, конечно, за
нас. Она дает мне добрые советы: это она убедила меня попробовать счастья в
торговле. Наши встречи, препятствия, с которыми мы боремся, придают нашей
любви самый романический характер. Нередко я ночую в соседнем доме у
приятеля и перепрыгиваю над бездной с террасы на ее балкон; а чувства наши
тихие, нетребовательные, как чувства двух верных супругов. Когда я горячусь,
она только скажет по-турецки: "Яваш, яваш - эпси оладжак!" (Понемному,
понемному все будет). И эти простые слова мне как бальзам на сердце!
Итак, друг мой, я успокоился, и писать почти нечего.
20 сентября.

Вчера еще утром хотел запечатать письмо; но вечером у нас с Дели-Петро
был разговор, который не могу не передать тебе. Недавно он ездил в горный
округ Сфакию, где, как уверял, у него родные. Мне показалось это
подозрительным. Вчера я провожал его пешком от Халеппы до города и решился
выпытать от него правду.
Я всю дорогу выпытывал у него: "будет ли что-нибудь?"
Долго он смеялся и шутил; наконец мы подошли к мосту, около которого, в
бедных шалашах, живут под самыми стенами города полунагие сирийские арабы.
Лагерь их спал, только один араб, завернувшись в бурнус и скре-стя руки,
стоял на мостике и глядел вдаль на море.
Дели-Петро остановился и указал на эти жалкие жилища.
- Все проходит, все рушится! - сказал он, - и эти люди были знамениты и
просвещали мiр... И мы снова пройдем; но мы, по крайней мере, пройдем уже в