"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

дворе носить: а дома - что хочешь; хочешь атласные шальвары; хочешь
франкское платье...
- Что ты прикажешь - то я буду носить, - отвечала сестра. - Я буду тебя
всегда слушаться. Когда ты будешь сердитый и закричишь на меня, я скажу: "Не
гневись, господин мой", и поцелую твою руку и ко лбу прижму ее, как турчанки
делают... Вот так...
Потом она вздохнула, помолчала и спросила:
- Ты верхом когда же ездил, что твои руки кожей пахнут?..
Дальше я не мог вытерпеть и вышел из засады. Хафуз вынул нож.
- Стой, Хафуз, ножа не надо! - сказал я и взял его руку. - Ступай домой
и образумься! Ступай скорей, пока не увидали люди.
Хафуз ушел; сестра упала на землю и закрылась руками. Я поднял ее и
увел в дом. Она бросилась мне в ноги и просила не говорить ни слова отцу и
матери, клялась, что оставит Хафуза, обещала, если я хочу, пойти в
монастырь; предлагала запереть ее на ключ до приезда отца... Она до того
рыдала и клялась и просила меня, что я обещал ей
молчать до тех пор, пока другой раз не замечу, запретил ей ходить в
гарем Рустема-эффенди, и так как после этого нам вместе оставаться было
тяжко, то я ушел к Розенцвейгу и рассказал ему все. Он сказал:
- Она права. Я бы на ее месте сделал то же. Хафуз - прелесть!
- Так, по вашему мнению, надо им дать свободу?
- О! нет. Вы не имеете права на это, - отвечал он. - Вы обязаны ревниво
охранять ваше собственное положение в крае. Терпимость уронит вас. К тому же
твердые верования ваших родных не фанатизм, а только сила: безверие -
болезнь и слабость, а не сила...
- Правда, - сказал я, - но как тяжко мне!
- На то жизнь и зовется жизнью, чтобы кипела борьба, - отвечал
Розенцвейг. - Вот я не борюсь - и не живу.
Пока мы придумывали, какие взять меры, прибежала наша служанка и
сказала в ужасе, что Хризо похитили из дома, и никто не знает, где она;
никто не видел ее ни на дороге, ни на улице.
Посуди сам, что я чувствовал! Отлагаю рассказ до завтра.
12-го января 1866 г. Константинополь.

Когда сразила меня эта весть, я ничего лучшего не нашел, как пойти
прямо к Рустему-эффенди. Он скрыл, что уже знает о побеге сестры с его сыном
и сказал с большим достоинством:
- Дитя мое! Я твоему отцу старый друг и не стану подучать дочь его
огорчать родителей. Ты мой нрав знаешь. Что Хафуз твою сестру любит, и она
его, я сам узнал недавно. В доме моем их нет, поверь мне. Я бы ее тотчас же
к отцу воротил. Арабы, сын мой, люди тоже умные, и они говорят: "Дитя,
которое любит и веселит своего отца,
прекраснее ветра пустыни, напоенного благоуханиями!" Посмотрим, не увез
ли он ее в Серсепилью, а в городе ворота уже заперты.
Он велел сейчас же оседлать себе мула, и мы вместе поехали в
Серсепилью. Войдя в свой дом, Рустем-эффен-ди грозно спросил сторожа; но
сторож клялся, что Хафуз не приезжал и никто не был. С фонарем мы осмотрели
все углы дома и пустой гаремлык. Не было никого. Я сказал:
- Останемся здесь ночевать и утром поедем в город и к паше.
- Оставайся, - сказал Рустем-эффенди, - а я уеду. К паше, сам ты