"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

всею своею челядью в шлюпку.
Поравнялся с нами паша. Вдруг Хризо падает ему в ноги, хватает его полу
и говорит:
- Паша-эффендим! Возьмите меня с собой! Я вас прошу! Возьмите меня в
гарем ваш! Я хочу потурчиться, а родные не дают мне воли!
Паша с радостью просил ее встать и, обратясь ко мне, отечески сказал:
- Видишь, сын мой, я ей отказать не могу.
Все пассажиры, вся прислуга столпились около нас. Чубукчи паши хотели
взять вещи сестры из моих рук. Я оттолкнул одного, схватил за ворот другого
и кричал, что я русский подданный и чтобы сестры моей никто касаться не
смел.
Паша сказал мне:
- Ты, сын мой, может быть, точно русский подданный, но сестра твоя
райя, и я возьму ее. Султан, господин наш, даровал всем свободу веру менять.
Не тебе же, сын мой, противиться воле султана.
Капитан вмешался и предложил мне продолжать спор на берегу, а на судне
его не начинать бесчинства. Я вынужден был уступить, и сестра сошла в шлюпку
паши. Я отдал ее вещи и видел, как заботливо армянин помогал ей войти в
шлюпку, видел, как сам паша посадил ее около себя на особом ковре, тогда как
даже драгоман его сидел далеко и почтительно.
Я спустился в другую шлюпку, и скоро каик паши исчез за большими
судами. Мне послышалось только, будто сестра закричала: "Прощай, Йоргаки,
прощай жизнь моя! Не сердись на меня несчастную!" Говорю: мне послышалось,
потому что я был как убитый и даже на гребцов стыдился смотреть.
Когда я остался один в гостинице, раздраженное самолюбие мое строило
тысячи планов; я хотел просить помощи у русского посольства, хотел собрать
каких-нибудь бродяг, кефалонитов и албанцев, отыскать дом Хамида-паши,
подкараулить сестру и похитить ее, или самого пашу схватить ночью и угрозами
заставить его выдать Хризо.
Наконец я успокоился. Мне казалось, я сделал все, что мог, и никто из
родных не имеет права меня упрекать. Насиловать более волю и чувства сестры
было свыше сил моих.
Я написал письмо отцу и решился ждать ответ.
Прождал две недели. Раз утром приходят ко мне два наши кандиота и
говорят:
- Много поклонов вам, г. Йоргаки, от отца и матери. Письма не прислали;
а как мы сюда ехали по делам, то отец ваш и приказал вам сказать, что дело
вашей сестры очень огорчило его и вашу мать, и всех родных, и всех критских
наших. Все на вас надеялись и были покойны. И еще велели сказать: думали мы,
что Йоргаки мужчина, как следует; а теперь мать ваша вторую неделю не ест
хлеба и слова не говорит, и не плачет; все через вас...
- Что ж мне было делать? - спросил я.
- Это ваше дело, - отвечали мне. - Может, вы и хорошо сделали; вы
человек с воспитанием и лучше нашего и свет, и закон знаете. Мы вам говорим,
что ваши родители велели сказать. Дядя Яни ваш плюнул, когда слушал ваше
письмо, и говорит про вас. "Если б Йоргаки был мужчина, он бы должен был и
пашу в воду сбросить, и сестру убить, и людей всех. А там уже какая была его
судьба, пусть Бог знает".
Слова эти меня так оскорбили и огорчили, что решился не возвращаться в
Крит. Связь порвана! Я уже не надежда их, я не молодец, я не краса Халеппы,