"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

я взвел курок на него, на моего спасителя!..
- Бей, бей, - сказал он, - бей дядю! Товарищи нас розняли и вырвали у
нас из рук оружие.
О, конечно! Я не хотел стрелять в него, я знал, что нас разнимут... Но
и угроза была ужасное дело! На шум сбежались старики.
- Нехорошо сделал ты, Йоргаки, - сказал мне один из них, - что на дядю
и капитана руку поднял, и грех тебе это великий. А и тебе, капитан Яни, не
след убивать пленных. Пусть не говорят, что критяне варвары!
- Кто их, собак, трогает, других пленных, - отвечал дядя, - пусть,
пусть сами издохнут, когда их час придет! А вот этого молодца... что семью
нашу стыдом покрыл!.. Его вы мне дайте... Если служил я родине, если
христиане вы, если Яни капитан для вас, а не пес вонючий, не препятствуйте
мне, говорю я вам!
- Конечно, - сказал старик, - стыд вашей семье велик. Да не Хафуза
судить на смерть надо. Он паликар,
человек молодой, ищет потешить себя, где найдет. Виновата твоя
племянница; ее присуди на смерть; а пленного не убивай, я тебе это говорю!
- Хорошо говорит старик, - заметили другие капитаны, - мы люди хотя и
простые, а тоже должны знать политику. Довольно франки нас варварами звали!
Хафуза отдали мне, и с дядей меня помирили. Я поклялся ему, что не
хотел стрелять в него, а только желал удержать его, пока сбегутся капитаны;
и это было правда.
Я увел бедного Хафуза в пустой домик; там мы развели огонь в очаге и
поужинали вместе.
Краска вернулась на лице Хафуза. Я спрашивал его о сестре: узнал от
него, что она беременна.
- Любишь ты ее крепко? - спросил я его.
- Что за спрос? - отвечал он, краснея, - она жена мне!
Мы заснули поздно, как братья, вместе - под одною большою буркой.
На другой день я отправил его с двумя нашими верными молодцами к
Зимвракаки и просил рассказать ему все. К вечеру они вернулись и сказали,
чтоб я был покоен.
Рана моя, однако, становилась хуже. Я уже почти не мог ходить и решился
ехать в Афины на вашей "Тамани". С трудом достиг я того места, где уже ждали
русских пароходов сотни женщин, детей и больных мужчин. Трое суток мы ждали.
Море было бурное, и турки старались препятствовать увозу семейств, как
только могли; они знали, что, избавляя греков от бремени семейств, русские
облегчают душу и руки восставшим отцам, мужьям и братьям.
Незадолго до моего прибытия к берегу подошел турецкий пароход; он
выкинул русский флаг, и когда толпа ринулась со скал к морю, он дал по ней
залп картечью, избил несколько десятков старух и детей и удалился.
Я сам видел их обезображенные и еще не погребенные тела.
Долго мы ждали; уже настала ночь, на горе падал снег; холод был
нестерпимый; мы боялись раскладывать костры
на виду и жались за скалами. Я сидел у небольшой груды угольев и
дрожал, укрывшись буркой. Сон и голод терзали меня; рана болела все сильнее.
Я дремал под башлыком, сидя на камне, и жизнь, казалось мне, сама жизнь
уже покидает меня!
Слышу, кто-то зовет меня. Подходят трое наших молодцов; принесли водки,
сыру, хлеба, дали мне и стали между собой шутить и смеяться.