"К.Н.Леонтьев. Сфакиот " - читать интересную книгу автора

мой прибил его палкой и прогнал. Он был моих лет; я его любила; только и он
сначала ужасно боялся; а я умирала от любви к нему. Красив он был, красив,
красив, я сказать тебе не могу. Носил он бархатную чорную феску с кисточкой,
а лицо у него было чистое, как у Афродиты, а волосы чорные, и щечки у него
были как розы, и глаза большие, как черешни темные... и два пятнышка чорных,
маленьких, крошечных на одной щеке были! Пришел он к нам служить из деревни
и очень все печален. Прислонится спиной к стенке и поет, и поет, наверх
смотрит... Я не могла его видеть; взяла бы его за горло и удавила бы.
Прихожу раз к нему и говорю: "Николаки, когда ты так петь будешь, я тебя
удавлю". А он: "Хорошо, я не буду петь". Я рассердилась и укусила ему руку.
А он заплакал. Много я с ним мучилась. Он все боится. Потом привык. Вот
сестрица Розина застала нас, когда один раз мы с ним сидели обнявшись и он
рассказывал мне, что он свою мать очень жалеет; а я слушаю, слушаю и умираю
от любви к нему... Сестра нашему папаки сказала; а папаки мне дал две-три
пощечины и хотел меня в Италию отослать к родным, чтобы меня там в монастырь
отдали на исправление; а его палкой бил и палку сломал; и еще наложил камней
в мешочек и хотел этим мешочком его бить; только Николаки стал на колени и
говорит ему: "Синьор, не я виноват, а синьора Цецилия. Она все меня трогала.
Простите мне". Отец начал сам плакать и отпустил его; сказал только: "Не
хвастайся никому". Николаки отвечает: "Я не буду. Я сам стыжусь этого
греха". Так никто этого не знает; а тебе, Янаки мой, я это говорю, чтобы ты
ничего не боялся и не стыдился, потому что я хоть и молода, а все знаю...
Я ее обидеть не хотел и помнил, что брат мой сказал, чтоб я приласкал
ее немного и что она помощницей нам хорошей будет; поэтому я ее поцеловал
еще раза два и потом говорю: "Жизнь моя, прошу я тебя, если ты меня так
любишь, пойдем тихонько послушаем, что брат с Афродитой говорят одни". Она с
радостию согласилась, и мы пошли тихонько за виноградом у стенки. Только
такая беда, сучки и сухие листья под ногами трещат, и мы очень долго к ним
крались.
Наконец я стал на четвереньки, подполз и гляжу. Они сидят рядом очень
серьезно; Афродита зонтиком по песку чертит и вниз смотрит; а брат курит и
тоже вниз смотрит. И оба молчат. Потом Афродита говорит: "Это невозможно".
Брат мой говорит: "Отчего?" Она отвечает: "Разве я могу жить в горах? Я там
от скуки умру". Христо ей на это отвечает: "Я могу внизу поселиться и
торговать". А она ему: "Ба! разве мой отец на это когда-нибудь согласится;
да и я не желаю. Это все одни шутки, которые все эта глупая Цецилия начала.
Теперь я каюсь, что я с такою глупою девушкой связалась!"
Цецилия как вспрыгнет, как выскочит на дорожку, как закричит:
- Вот ты какая! вот ты какая! А сама хвалила их. Сама говорила мне:
"Как я, Цецилия, скучаю!" А когда я
сказала тебе: "давай с молодыми сфакиотами веселиться", ты сказала:
"Давай! Они мне нравятся! Только я боюсь (ты, Афродита, это говорила), что
от них очень луком пахнет". А я тебе тогда сказала: "Отчего? Теперь у них
нет поста. Может быть, не пахнет. А теперь я виновата? Я глупая?"
Афродита застыдилась, ничего не отвечала, встала и пошла к воротам и
ушла одна домой. Цецилия погналась за ней мириться. А брат говорит мне:
"Наше дело, Янаки, не хорошо идет!" Я спрашиваю: "Ты сам сватался?" А он
мне: "Не совсем. Я спросил только, может ли она за горца из хорошего дома,
из капитанского рода, выйти замуж; а она говорит: "Нет, не могу!"
Я подумал, что он немного лжет, но ничего не показываю и отвечаю: