"Михаил Юрьевич Лермонтов. Вадим " - читать интересную книгу автора

Она ничего не отвечала.
- Успокойся, опомнись, - сказал Вадим... ты меня еще не знаешь, но я
тебе открою мои мысли, разверну все мое существование, и ты его поймешь.
Перед тобой я могу обнажить странную душу мою: ты не слабый челнок,
неспособный переплыть это море; волны и бури его тебя не испугают; ты
рождена посреди этой стихии; ты не утонешь в ее бесконечности!.. Помню, как
после смерти отца я покидал тебя, ребенка в колыбели, тебя, не знавшую ни
добра, ни зла, ни заботы, - а в моей груди уже бродила страсть пагубная,
неусыпная; - ты протянула ко мне свои ручонки, улыбалась... будто просила о
защите... а я не имел своего куска хлеба.
Меня взяли в монастырь, - из сострадания, - кормили, потому что я был
не собака, и нельзя было меня утопить; в стенах обители я провел мои лучшие
годы; в душных стенах, оглушаемый звоном колоколов, пеньем людей, одетых в
черное платье и потому думающих быть ближе к небесам, притесняемый за то,
что я обижен природой... что я безобразен. Они заставляли меня благодарить
бога за мое безобразие, будто бы он хотел этим средством удалить меня от
шумного мира, от грехов... Молиться!.. у меня в сердце были одни
проклятия! - часто вечером, когда розовые лучи заходящего солнца играли на
главах церкви и медных колоколах, я выходил из святых врат, и с холма, где
стояла развалившаяся часовня, любовался на тюрьму свою; - она издали была
прекрасна. - Облака призывали мое воображение к себе на воздушные крылья, но
насмешливый голос шептал мне: ты способен обнять своею мыслию все
сотворенное; ты мог бы силою души разрушить естественный порядок и
восстановить новый, для того-то я тебя не выпущу отсюда; довольно тебе
знать, что ты можешь это сделать!..
Никто в монастыре не искал моей дружбы, моего сообщества; я был один,
всегда один; когда я плакал - смеялись; потому что люди не могут сожалеть о
том, что хуже или лучше их; - все монахи, которых я знал, были обыкновенные,
полудобрые существа, глупые от рожденья или от старости, неспособные ни к
чему, кроме соблюдения постов... Я желал возненавидеть человечество - и
поневоле стал презирать его; душа ссыхалась; ей нужна была свобода, степь,
открытое небо... ужасно сидеть в белой клетке из кирпичей и судить о зиме и
весне по узкой тропинке, ведущей из келий в церковь; не видать ясное солнце
иначе, как сквозь длинное решетчатое окно, и не сметь говорить о том, чего
нет в такой-то книге...
Можно придти в отчаянье!
Однажды, Ольга, я заметил безногого нищего, который, не вмешиваясь в
споры товарищей, сидел на земле у святых ворот и только постукивал камнем о
камень, и когда вылетала искра, то чудная радость покрывала незначущее его
лицо. - Я подошел к нему и сказал: "ты очень благоразумен, любезный, тем,
что не мешаешься в их ссору."
- Я без ног, - отвечал он с недовольным видом; - эта меня поразило: я
ошибся! - однако продолжал свои вопросы: - что был ты прежде, купец или
крестьянин?
- Нищий! - отвечал он; - рожден нищим и умру нищим; только разница в
том, что я рожден с ногами, а умру безногий!
- Отчего же?
- Отчего! - тут он призадумался; потом продолжал равнодушно: - я был
проводником одного слепого; нас было много; - когда слепой умер, то я стал
лишним. Мне переломали руки и ноги, чтоб я не даром кормился, и был полезен;