"Михаил Юрьевич Лермонтов. Вадим " - читать интересную книгу автора

- Хоть зарежьте, не знаю, - отвечала несчастная женщина.
- Тащи выше! - было приказание Орленки, и в две минуты она поднялась от
земли на аршин... глаза ее налились кровью, стиснув зубы, она старалась
удерживать невольные крики... палачи опять остановились, и Вадим сделал знак
Орленке, который его тотчас понял. Солдатку разули; под ногами ее разложили
кучку горячих угольев... от жару и боли в ногах ее начались судороги - и она
громко застонала, моля о пощаде.
- Ага, так наконец разжала зубы, проклятая... небось, как начнем
жарить, так не только язык, сами пятки заговорят... ну, отвечай же скорее,
где он?
- Да, где он? - повторил горбач.
- Ox!.. ох! батюшки... голубчики... дайте дух перевести... опустите на
землю...
- Нет, прежде скажи, а потом пустим...
- Воля ваша... не могу слова вымолвить... ох!.. ох, господи... спаси...
батюшки...
- Спустите ее, - сказал Орленко.
Когда ноги невинной жертвы коснулись до земли, когда грудь ее вздохнула
свободно, то казак повторил прежние свои вопросы.
- Он убежал! - сказала она... в ту же ночь... вон по той тропинке, что
идет по оврагу... больше, вот вам Христос, я ничего не знаю.
В эту минуту два казака ввели в избу рыжего, замасленного болвана, ее
сына. Она бросила ему взгляд, который всякий бы понял, кроме его.
- Кто ты таков? - спросил Орленко.
- Петруха, - отвечал парень...
- Да, дурачина, кто ты таков?
- А почем я знаю... говорят, что мачкин сын...
- Хорош! - сказал захохотав Орленко... - да где вы его нашли?..
- Зарылся в соломе по уши около амбара; мы идем, ан, глядь, две ноги
торчат из соломы... вот мы его оттуда за ноги... уж тащили... тащили...
словно лодку с отмели...
- Послушай, Орленко, - прервал Вадим, - мы от этого дурака можем больше
узнать, чем от упрямой ведьмы, его матери!..
Казак кивнул головой в знак согласия.
- Только его надо вывести, иначе она нам помешает.
- И то правда, - выведи-ка его на двор, - сказал Орленко, - а эту
чертовку мы запрем здесь...
Услышав это, хозяйка вспыхнула, глаза ее засверкали...
- Послушай, Петруха, - закричала она звонким голосом, - если скажешь
хоть единое словцо, я тебя прокляну, сгоню со двора, заморю, убью!..
Он затрепетал при звуках знакомого ему голоса; онемение, произведенное
в нем присутствием стольких незнакомых лиц, еще удвоилось; он боялся матери
больше чем всех казаков на свете, ибо привык ее бояться; сопроводив свои
угрозы значительным движением руки, она впала в задумчивость и казалась
спокойною.
Прошло около десяти ужасных минут; вдруг раздались на дворе удары
плети, ругательства казаков и крик несчастного. Ее материнское сердце
сжалось, но вскоре мысль, что он не вытерпит мучений до конца и выскажет ее
тайну, овладела всем ее существом... она и молилась, и плакала, и бегала по
избе, в нерешимости, что ей делать, даже было мгновенье, когда она почти