"Николай Семенович Лесков. О раскольниках г.Риги" - читать интересную книгу автора

к церкви и церковникам-никонианам" внушается раскольничьим детям прежде
всего дома, матерями да бабушками, реже отцами родными и еще реже отцами
духовными ("батьками"). Потом смутно понимаемая ребенком разница "древлего
благочестия" от "новой веры" сознается им яснее при виде стеснений и
гонений, воздвигаемых никонианами против "древлего благочестия". И затем уже
сильное чувство бессильной ненависти воспитывается многочисленными
сочинениями по истории преследований, предпринятых в течение двухсот лет для
подавления невинного фанатического заблуждения. Этих сочинений, и печатных,
и писанных уставом и полууставом (в чем искусны не одни ученики ковылинской
школы), весьма много, и они-то доканчивают дело русско-христианского
разъединения. Школы здесь ровно ни при чем. Весь процесс систематического
озлобления раскольничьего юношества начинается для него до школы и
оканчивается за нею. А чему учат в школах, то, снова повторяю, нимало не
способно "внушать отвращение к церкви и церковникам-никонианам", да и книг
таких, по дороговизне их, в школах нет, и учителя, выбираемые из "простецов"
и людей самых плохоньких, слишком слабы, чтобы заниматься такой пропагандой.
Кроме букваря, часовника и псалтыря, начал счисления, крюкового пения и
письма уставом, ничему не учили в уничтоженных правительством псковских
школах и ничему не учат у нынешних "мастеров" и "мастериц". Псковские
раскольники очень сильно мечтают о разрешении им учредить для своих детей
отдельную школу, но у них нет никакого определенного представления о том,
как учредить эту школу и чему в ней обучать. При всех условиях поставить
псковского поморца в необходимость дать более или менее ясный ответ о его
соображениях насчет школы, можно добиться только одного, что школа должна
быть отдельная, что раскольники не могут позволить своим детям мешаться с
"нововерами" и что их детей нужно учить непременно по старым книгам. А учить
"по старым книгам", как я уже сказал, это значит учить букварю, псалтырю да
часовнику. Раскольники вообще очень любят вздыхать и плакаться на свое
невежество, ставя его, разумеется, в прямую вину правительству и духовенству
господствующей церкви; но, в сущности, и у них самих-то не замечается
ревности к образованию своих детей. "Всему надо бы, говорят, учить
понемножку; много нам не требуется по нашему сословию, а понемножку бы
следовало". Живая русская сметка вслух подсказывает хранителю "древлего
благочестия", что непроглядная тьма фанатического заблуждения и нелепого
буквоедства не выдержит животворящих лучей просвещения. Раскольник страшно
боится этого света. Он желает выбрать из массы научных знаний для своего
юношества исключительно лишь те, которые бы дали молодому раскольничьему
поколению средства быть поспособнее к ловкому обделыванию дел с людьми
современного развития, но самого человеческого развития раскольник ужасается
более Страшного суда и даже более потери полтинных барышей на рубль, дающих
средства покупать продажную совесть "случайного человека". Можно
утвердительно сказать, что если дело школ предоставить самому "древлему
благочестию", без педагогической инициативы министерства народного
просвещения, то в этих школах будут учить только тому же букварю, часовнику
и псалтырю, да разве прибавят малую часть арифметики, так как это нужно по
торговой части, и еще, пожалуй, научат немецкому языку, потому что он также
нужен по торговой части. Но ни географии, ни истории, ни, Боже упаси, физике
и другим естественным наукам ни за что учить не вздумают, так как все это,
по их мнению, вовсе не нужно. Да не говоря об этих науках, даже все мои
усилия доказать необходимость изучения ребенком библейской истории прежде