"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

- Але даремна то пратца (напрасный труд), - продолжал с энергией
старик, оборачивая к нам свое лицо. - Не треба сюда ни яких казакив, ни
гармат (пушек); только нам цыкнули бы, мы бы сами всех сих панов наших в
мешки бы попаковали да прямо в Москву, або в Питер живых и представили.
Нехай их там в образцовый полк, або куда знают, и определят.

Сидя рядом с поляком, которого я имел много оснований уважать за
известные мне хорошие стороны его характера, мне было несколько неловко
слушать этот проект расправы с его одноплеменниками. Кор-ский же сделал вид,
что он этих слов мужика и вовсе не слышит.

В 1862 году я не был свободен от той сентиментальности, которую тогда
почти все у нас соблюдали по отношению к наплевавшей нам за наши добрые
чувства Польше. Сентиментальности этой во мне не было, пока я десять лет жил
в заднепровской Украйне; обзавелся этою сентиментальностью я здесь, в
некоторых кружках Петербурга, и жил с нею долгонько, а может быть, дожил бы
с нею и до сих пор, если бы видел и знал не более, чем многие другие.
Петербургская сентиментальность по отношению к Польше во мне впервые
поколебалась во Львове и совсем исчезла в Париже. Во Львове я имел случай
наблюдать сильную вражду польской народности к тамошним русским, и здесь мое
положение было очень неловко. Русские очень меня обласкали, и я все время
моего пребывания во Львове держался исключительно общества, группирующегося
около "русского кассино" и редакции львовского "Слова". Редактор "Слова",
Богдан Дедицкий, почтенный Яков Федорович Головацкий, отец Терлецкий, бывший
редактор прекратившейся уже в то время газеты "Галицкая заря", познакомились
со мною в первый же день моего приезда, и - быль не укор, не постыжусь
признаться - тогдашние сентиментальные взгляды мои на Польшу немало удивляли
этих почтенных людей. Находясь под влиянием тогдашних петербургских веяний,
я был склонен думать, что прямое достоинство России в самом деле требует,

Чтобы Финляндию шведам,

А Польшу Замойским отдать.

В первый же день моего приезда во Львов мы вечером долго ходили по
Львовскому бульвару с Дедицким, Головацким и Терлецким, и много я, должно
быть, дивил этих честных людей, рассказывая им задушевные стремления наших
литературных партий. Я говорил им одну святую, чистую правду; но им, с их
русскими душами, вероятно, трудно было верить моей правде. Дедицкий и
Терлецкий, а в особенности редактор "Галицкой зари" (фамилию которого я
решительно не могу вспомнить), советовали мне не спешить на романский Запад,
а погостить подольше в славянщине, чтобы поприсмотреться к делам и людям.

- И мы уверяем вас, - говорили они, - что вы станете думать о многом
иначе.

Я послушался их: прожил во Львове долее, чем думал, и не жалею об этом.
Беспредельно мягкий и симпатичный Головацкий, Дедицкий и кипучий редактор
"Галицкой зари" образовывали мой новый взгляд на польский вопрос с
мастерством, терпением и любовью людей, привычных иметь дело с человеческими