"Николай Семенович Лесков. Русское общество в Париже" - читать интересную книгу автора

замечательных дарований этого замечательного человека.

Так то с теми, то с другими я во Львове жил все с людьми русскими, и
(как мне сдавалось) я здесь за десять или за двенадцать дней обрусел более,
чем за 28 лет жизни в моей теоретической России. Зато с минуты моего отъезда
из Львова я опять очутился в исключительном обществе поляков. В самом вагоне
шедшего в Краков поезда я познакомился с Б. З-ским; в Кракове жил с ним в
одном отеле и с ним же доехал до Праги, где опять жили вместе. Благодаря
ему, я познакомился в Праге с г. Грегером, редактором газеты "Narodni
Listy", который тогда тоже приполяковывал, как и все, и с иезуитом
ксендзом-каноником Штульцем, редактором "Pozora", газеты, которая уже совсем
была польско-клерикальным органом на чешском языке. Оба эти редактора, и
Штульц и Грегер, тогда уже были присуждены австрийским правительством к
тюремному заключению, но еще находились на свободе. Через них я уже
перезнакомился с другими чешскими литераторами: Тонером, Колером, Эрбеном,
Паляцким, старичком Пуркиньи, профессором Запом, известным русофилом
Иезберою, одною весьма замечательною молодою чешскою девушкою Жозефиною
Моурек (знающею наш русский язык) и со многими другими более или менее
замечательными людьми чешской Праги. Обжился я здесь очень скоро, ходил
пешком в горы с Тонером, редактором "Oswiaty" (которого фамилию теперь
забыл) и молодым князем Кауницем, который в это время был искреннейшим чехом
и молодецки осушал с нами кружки вкусного чешского пива, восклицая: "Niech
zyje mater nascza Slawa!".[42] Молодой аристократ князь Кауниц находился
тогда в переделке, из рода тех переделок, каким у нас подвергались в это же
время многие сыновья и дочери князей, графов, сенаторов и откупщиков, т. е.
их добрые люди взялись перегинать на другой салтык. Но было бы оскорбительно
и для князя Кауница, и для демократической компании, с которой он водился,
чтобы сказать, что с ними его друзья делали как раз то же, что проделывали
наши демократы с князем Гол-ым и с княжною Дол-кою. Тут нет ничего и
подобного. Демократизм чешский - истинный демократизм, и притом чехи -
демократы, которые, по гейновскому выражению, уже успели "вычесаться и
сходить в баню"; а это, как известно, весьма много значит. Чехи такие
истинные демократы, что им не нужны уже никакие форменные отлички: они не
боятся ни чистых рук, ни длинных женских волос, ни красиво сшитых платьев,
ни отвлеченных наук. Молодой князь Кауниц, попав в кружок таких вымытых и
образованных демократов, почувствовал некоторый вкус к демократизму и во все
время, когда я знал его, всею душою прилежал к народной партии чешской
(которая всегда есть партия демократическая). Князь Кауниц в то время видимо
находился под сильным влиянием своего молодого воспитателя чеха, с которым
был в приятельских отношениях мой знакомый литератор Тонер. Молодого Кауница
научили любить чешский народ, но не научили его ни манкировать семейными
отношениями, ни глумиться над прошедшею карьерою его высоких в австрийской
иерархии предков; ни смеяться над верованиями его религиозной матери.
Словом, переделывая этого юного аристократа в демократы, в нем оставили все
то, что должно составлять человека, к какой бы он ни принадлежал партии
(кроме разве партии Тугов, или душителей).

По возвращении своем из пешего путешествия с Кауницем, Тонером и
редактором "Oswiaty", я опять еще долго жил в Праге; бывал всякий вечер в
"мещанской чешской беседе", учился по-чешски, перевел две небольшие вещицы с