"Дорис Лессинг. Муравейник" - читать интересную книгу автора

невозмутимое спокойствие родителей.
Они были здесь, с ним, такие уравновешенные и молчаливые, они говорили
лишь: "так надо"; или "ты задаешь чересчур много вопросов"; или "вырастешь -
узнаешь". Но тишина в доме была искусственной, и она казалась еще страшнее,
чем та, которую породили умолкнувшие дробилки.
Обычно мальчик играл на кухне, возле матери, которая ничего не
говорила, кроме "да" и "нет", да иногда, со вздохом, терпеливо, как будто
голос сына ее утомлял: "Ты так много болтаешь, Томми!" Отец сажал его на
плечи, и они вместе шли мимо огромных черных машин, но здесь невозможно было
разговаривать из-за шума.
- Ну как, сынок? - спрашивал его мистер Макинтош, доставая из кармана
конфеты, которые всегда были у него припасены для Томми.
Однажды вечером Томми увидел, как мистер Макинтош с отцом играли в
карты, но и тут они молчали, лишь изредка обмениваясь самыми необходимыми
репликами.
Томми убегал от этого молчания к приветливой сутолоке туземного поселка
на той стороне котлована и целый день играл там с чернокожими ребятишками,
плясал вместе с ними, гонялся в кустарнике за кроликами, лепил из глины птиц
и зверей. Уж тут-то тишины не было и в помине - поселок бурлил, кипел
жизнью. А вечером мальчик шел домой к своим невозмутимым родителям и, лежа
после ужина в постели, слушал, как глухо бухают толчеи: бух, бух, бух, бух.
В поселке пели и танцевали, и частая дробь барабанов врывалась в мерное
буханье машин, а когда пронзительно вскрикивали пляшущие вокруг костра,
казалось, из тесного ущелья в горах яростно рвется порывистый ветер. То был
иной мир, и Томми принадлежал ему [11]
так же, как принадлежал тому миру, где говорили: "доешь пуддинг", "пора
спать" и редко-редко что-нибудь еще.
Пяти лет Томми тяжело захворал малярией. Он выздоровел, но на следующий
год, в дождливую пору, заболел опять. И оба раза мистер Макинтош садился за
руль своего большого американского автомобиля и несся за тридцать миль через
кустарник в ближайшую больницу за доктором. Доктор прописывал хинин и
напоминал о сетке от москитов. Хинин-то давать было легко, но миссис Кларк,
этой усталой деликатной женщине, казалось жестоким сказать: "нельзя", "будь
дома к шести" или "не гуляй около воды", и, когда Томми было семь лет, он
снова заболел. На сей раз миссис Кларк встревожилась не на шутку: доктор
говорил строго, упоминая про гнилую воду.
Мистер Макинтош отвез доктора обратно в больницу; вернувшись, он тут же
зашел к Томми: он очень любил мальчика.
- А что еще можно ожидать, если кругом ямы и всю осень они полны
воды, - заметила миссис Кларк.
- Ну, милочка, не могу же я засыпать все эти ямы и шахты, нарытые здесь
со времен царицы Савской.
- При чем тут царица Савская... Уж наш-то дом защитить от москитов вы
бы могли.
- Я плачу вашему мужу пятьдесят фунтов в месяц, - уверенный в своей
правоте возразил мистер Макинтош.
- Пятьдесят фунтов и приличное жилье, - отрезала Энни.
Мистер Макинтош искоса поглядел на нее и захохотал. Через неделю дом от
крыши и до порога веранды обтянули тонкой проволочной сеткой, и он стал как
новенький шкафчик для хранения мяса; а миссис Кларк сходила к мистеру