"Виктор Левашов. Убийство Михоэлса" - читать интересную книгу автора

говорил. Но многие об этом догадывались.
А теперь Михоэлс знал это совершенно точно.

Ответственный секретарь ЕАК, редактор газеты "Эйникайт" ("Единство")
Шахно Эпштейн, талантливый журналист и тонкий театральный и литературный
критик, тоже был осведомителем НКВД. Но об этом никто не догадывался. Если
бы об этом стало известно Михоэлсу, он бы очень расстроился. Эпштейн был
добрым отзывчивым человеком. И судьба смилостивилась над ним: он умер ранней
весной 1945 года в своей постели. О его связи с органами стало известно
только в начале 90-х годов, когда в архивах Лубянки было обнаружено
подписанное им "Обязательство о сотрудничестве".
А в 45-м он просто умер.
Выбыл из игры. Невольно подтвердив мысль Сталина: люди - не пешки.

Пешки не умирают без приказа.


2 . СТУКАЧ


I


В конце июня 1943 года заместитель председателя Еврейского
антифашистского комитета СССР, заместитель председателя секции поэзии
Объединения еврейских писателей Союза писателей СССР поэт Ицик Фефер был
срочной телеграммой вызван в Москву. Телеграмма была правительственная, ее
подписал зам. начальника Совинформбюро Лозовский. Фефер понял, что его
тягомотной жизни в Уфе пришел конец.
В Уфу он попал по недоразумению, из-за неразберихи, царившей во время
суматошной эвакуации из Киева. Он был на Юго-Западном фронте, в
подразделении Политуправления, писал для фронтовой газеты "Красная Армия",
выступал по радио. Через два месяца, во время страшной бомбежки, когда
казалось, что нет никакого спасения от чудовищного молоха, рвущего нежное
тело земли, с ним случилось то, что с каждым может случиться: выпадение
прямой кишки. Его отправили в госпиталь, потом списали в тыл. В Киеве он
узнал, что его семья эвакуирована в Уфу. Он выехал следом. Уже в пути он
услышал, что Киев сдан.
В переполненной эвакуированным людом Уфе ему удалось неплохо
устроиться: дали комнату, прикрепили к обкомовской столовой и
распределителю. Но первое время он рвался из Уфы. Руководство Союза
писателей обосновалось в Казани, большая писательская колония была
неподалеку - в Чистополе, многих принял Ташкент. Туда же был эвакуирован
ГОСЕТ. В Уфе Фефер чувствовал себя обойденным, выключенным из жизни. Это
было несправедливо, обидно. Его затирали. Не специально, конечно, но он не
мог с этим мириться.
При первой возможности он поехал в Казань. Фадеев принял его
доброжелательно. Они были давно знакомы. Еще во время приезда в Киев в
начале 30-х годов Фадеев приметил тогда еще молодого, высокого, губастого,
лысеющего поэта, очкарика, страстного и опытного полемиста, человека