"Виктор Левашов. Сочинить детективчик" - читать интересную книгу автора

все. Даже странно. Здоровый сорокапятилетний мужик -- и не пьет. За
какой-нибудь бабой увязался? Это скорее всего. Насчет баб у него пунктик.
Природа свое берет. Если не пьешь, то бабник. Если не бабник, то выпивоха.
То и то редко бывает. И только в молодости. Бабнику сколько энергии нужно,
ой-ой! А у человека пьющего сил хватает всего лишь до магазина дойти.
Но позвонить-то можно? Только и сказать: "Все в порядке". Или не все в
порядке? Потому и не звонит?

Леонтьев спустился на кухню и открыл холодильник. Одинокая банка пива
"Золотая бочка". Пакет апельсинового сока. Початая бутылка "Смирновской",
белое столовое вино № 21, емкость ноль-шесть литра. Ноль-шесть, а не
ноль-пять, потому что старой русской мерой водки было ведро, двенадцать
литров. Бутылка "смирновки" -- одна двадцатая ведра. Почему-то Леонтьеву это
нравилось. А так водка как водка. Мелькнула мысль: накатить бы сейчас сто
пятьдесят. Но он остановил себя. Рано. Давно усвоил: чтобы не впасть в
запой, нельзя пить до шести вечера и после двенадцати ночи. Не пить после
полуночи не получалось, кто там следит за временем в душевном застолье? А до
шести Леонтьев старался сдерживаться. Запой, а он знал это по собственному
опыту, такая штука, что врагу не пожелаешь. Пиво -- ладно, пиво не
считается.
Захватив жестянку, вернулся в кабинет. Не спеша, прочувствованно,
опорожнил банку. Не поднимаясь с кресла, бросил ее в крафт-пакет. Не попал.
Да и черт с ней, пусть валяется. Покурил, прислушиваясь, не стукнет ли
калитка. Не стукала. Только лениво перебрехивались поселковые собаки,
разомлевшие от жары, да просвистывали электрички. Чтобы хоть чем-то себя
занять, хотел залезть в Интернет, но не рискнул. Выделенной линии в поселке
не было, соединение шло через модем, телефон будет занят. А вдруг Акимов
позвонит? Но телефон молчал, как заговоренный. Как заговоренный -- плохо,
затерто, машинально поправил себя Леонтьев. Как какой? Как испорченный?
Точно, но скучно. Уж лучше пусть просто молчит.
В доме было тихо. Жена на работе, падчерица, студентка Щукинского
театрального училища, в молодежном лагере в Прибалтике. Два взрослых сына,
от первого и от второго брака, тоже на работе. Младший -- компьютерщик в
какой-то крутой фирме. Чем он занимается, Леонтьев не знал. Сын пробовал
объяснить, но Леонтьев так и не въехал. Да не очень-то и старался. С годами
смирился: есть многое, чего он уже не узнает, книги, которых не прочитает,
музыка, которую не услышит.
Старший сын с напарником ремонтировал квартиры. Когда-то он учился на
постановочном факультете в Школе-студии МХАТ, с третьего курса вышибли за
прогулы, после армии восстановиться не захотел. Но навык остался, с деревом
работать умел и любил. Брал дорого, но без заказов не сидел, очередь к нему
занимали за полгода.
Оба сына жили рядом, в доме, который Леонтьев купил в подмосковном
дачном поселке лет двадцать назад на гонорар за четырехсерийный телефильм
про БАМ. Гонорар был большой, но все равно пришлось залезть в долги. Года
два после этого Леонтьев радовался не большим гонорарам, а маленьким.
Маленькие можно было тратить на жизнь, а большие сразу уходили кредиторам.
Но дом стоил того. Со временем Леонтьев выделил три нижние комнаты с
верандой и отдельным входом старшему сыну, себе взял верх с кабинетом,
гостиной и спальней и комнату с кухней внизу, а младшему построили флигель