"Виктор Левашов. Рассказы и публицистика-2" - читать интересную книгу автора

однажды в воде появилась нефть, а потом скважина дала мощный фонтан. Это был
роман "Предварительная тетрадь". Мне казалось, что прототипом главного героя
стал поэт Николай Рубцов, которого мы хорошо знали по Литинституту, но
Руслан почему-то этого не подтвердил. Дружить мы не дружили, но иногда
пересекались. Однажды он позвонил и взволнованно сообщил, что закончил пьесу
и хотел бы ее показать. Мне ли не знать, как чувствует себя автор, только
что поставивший в сочинении слово "Конец"! Гениально или говно? Говно или
гениально? Неужели гениально? Неужели говно? Ну, приезжай, говорю, почитаем.
Как воспитанный человек, Руслан приехал с тортом. Торт оставили на
кухне, взялись за пьесу. Не помню, о чем в ней шла речь, но помню, что пьесы
не было. Как таковой. В принципе. Проза, расписанная по ролям, но никакая не
пьеса. Руслан пытался спорить, но сдался под напором моей драматургической
эрудиции. Проговорили часа четыре. Потом он рванул на последнюю электричку.
Торт остался на кухне.
Больше пьес он не писал никогда. Чем избавил себя от тьмы унижений,
которые ожидают драматурга на пути к славе. Чаще всего иллюзорной, примерно
как у Наума Брода. За одно это, как я до сих пор считаю, он должен быть мне
благодарен.
Лет через двадцать я принес Руслану в "Новый мир" роман "Журналюга", не
сомневаясь, что журнал за него ухватится. Меня беспокоило только одно: не
выйдет ли книга раньше журнальной публикации. В разговоре напомнил про торт.
Про торт он забыл, а вот что я раздолбал его пьесу, очень хорошо помнил. Это
стало ясно недели через две, когда на мой вопрос о романе он скучающе
протянул:
- Ну что ты! Такое мы не печатаем.
Я поинтересовался:
- А какое вы печатаете?
- Ну, Солженицына.
- Если Солженицына, тогда да...
Сквитались. Я, конечно, на него обиделся - не столько за отказ печатать
роман, сколько за его тон. Но за воспоминания "Пятьдесят лет в раю" принялся
с полным доверием, с открытым сердцем. Все-таки жили в одно время, в одном и
том же раю, хотя оценивали его по-разному. Не могло не пахнуть прошлым.
И что же? История публикации первой заметки в какой-то из крымских
газет. История создания первого рассказа. Подробный рассказ о бабушке или
тетушке, ставшей прообразом героини повести. Какой повести, не сказано.
Читатель сам должен знать? Руслан, миленький, ты за кого себя принимаешь? За
Шекспира? А меня, читателя, за шекспироведа? Ты не Шекспир, а я не
шекспировед. Я обыкновенный доброжелательный читатель твоей прозы, но, если
честно сказать, даже не очень хорошо помню, о чем идет речь в твоем лучшем,
на мой взгляд, романе "Предварительная тетрадь". Помню лишь, что герой похож
на Колю Рубцова, но не Коля Рубцов.
Эта гладенькая проза - это ты? Эти подробности личной жизни,
отредактированные до полной бесполости, как красотки в "Плейбое", - ты? Как
И.Грекова написала тебе письмо про твой рассказ или как зам. Твардовского
Сац одобрил другой твой рассказ - это и все, что ты можешь рассказать о
времени, в котором мы параллельными курсами существовали? Понимая, что этого
маловато будет, ты перемежаешь воспоминания о себе вставками "Крупным
планом". В "крупном плане" - Борис Балтер, Михаил Светлов, Николай Рубцов,
И.Грекова, Михаил Рощин, Солженицын. Но что ты о них рассказал такого, о чем