"Леонид Левин. Китеж уходит под воду (Исповедь мертвецов) " - читать интересную книгу автора

брюшка и скорбно обвисшие усишки нежные султанки-барабульки. На обед хватало,
да и на ужин оставалось.

К крабам полагалось пиво, а за ним еще предстояло сбегать на
набережную в Алушту. Впрочем пива могло не оказаться в наличии, тогда его
заменяли красным базарным вином, продававшимся на разлив.

По всему выходило, что пора уже вставать и приниматься за дела, но
отрывать продрогший живот от горячих ласковых камешков не хотелось. Потому и
лежали закрыв глаза, счастливые и молодые.

Над низким обрывом, прямо над диким пляжем, стояла, соединенная
протоптанной серенькой тропкой с морем, выгоревшая до белезны брезентовая,
совсем недавно зеленая палатка, купленная на отпускные деньги в магазине
спорттоваров за громадные деньжища, пятдесят рублей - полновесную курсантскую
степуху. Лешка не жалел. Выпуск уже позади, а давно спланированный,
заслуженный, первый лейтенантский отпуск не предполагал мелочевки и
скряжничества.

Палатку защищало от солнца старое, крючковатое, корявое деревце,
вцепившееся навеки в откос змееподобными корнями. Сучья, увешенные белыми,
страшненькими скорпеньими черепами и красными после варки клешнями крабов,
мелкие суховатые, словно жестяные, листики дававали легкую, призрачную тень.
Бестыдно откинутый брезентовый клапан, проветривал, но и не скрывал
разворошенное ложе любви. Временный приют офицера флота перед убытием к первому
месту службы. О том, что поедут как всегда вместе разговор не заходил. Лешка
считал дело решенным.

Дикий пляж приютил их после побега из серого, величественного
города. Операцию провернули с помощью одной близкой подруги побожившейся, что
берет на месяц Клавдю к себе в село отъедаться на бахче и в огороде. Мамаша
уезжала со своим вагоном-рестораном на Дальний Восток, а папаша, после очень уж
глубокого запоя, отправился в очередной раз на принудлечение.

Поездка во всех отношениях оказалась авантюрной. Воинские требования
оказались выписаны на одного Лешку, не обремененного официально семейными
узами, а главное совсем в противоположном направлении. Семейство свое он тоже
не особо информировал, избегая напоследок лишних скандалов с патэтическими
причитаниями и воплями о родовой чести. Просто закинул в угол когда то раньше
своей комнаты полученное по выпуску обмундирование, прочие собранные, увязанные
вещички и был таков.

В условиях строжайшей конспирации встретились на вокзале и потеряв
надежду честно купить билеты в кассах, безнадежно бродили вдоль поездов южного
направления, вымаливая милости у проводниц. Спасла их буфетчица, за четвертак с
носа плюс честное мытье посуды, приютившая в служебном отсеке. Уставшие от
бесконечной кухонной вахты, с красными, распаренными горячей водой руками,
бесконечно счастливые они вывалились на симферопольский перрон, под синее
праздничное крымское небо. После неизбежной толкотни в очереди, троллейбус
довез их к Алуште, а потом пешком вдоль пляжа, все дальше и дальше от курортной