"Синклер Льюис. Мотыльки в свете уличных фонарей (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

же нырнул обратно в вестибюль. Избежать встречи с ней было нетрудно. Два
этих дома были подобны двум городам. В здании Бейтса работало две тысячи
человек, в здании напротив - тысячи три, и в людских потоках, которые бурно
изливались по вечерам на улицу, отдельные люди были так же неразличимы, как
неразличимы солдаты в стремительно отступающей армии.
Только в конце октября он впервые разглядел выражение ее лица и впервые
сквозь разделяющее их холодное, пустое пространство уловил ее улыбку. Дни
становились короче, и электричество включали задолго до окончания работы, а
при искусственном свете он видел ее яснее, чем при дневном.
С последней почтой Бейтс получил письмо из управления фирмы, в котором
его уведомляли, не скупясь на похвалы, что впредь он будет получать на
тысячу долларов в год больше. Всем на свете известно, что, когда
вице-президентам повышают оклад, они в отличие от мальчишек-рассыльных ведут
себя вполне благопристойно. Но как бы то ни было, Бейтс сначала помчался к
двери, чтобы проверить, не идет ли к нему кто-нибудь, а потом несколько раз
прошелся фокстротом вокруг стола. Он бросился к окну. Ему пришлось проделать
это путешествие четыре раза, прежде чем она взглянула на него. Он стал
размахивать письмом, чтобы привлечь ее внимание. Она сидела к нему
вполоборота, и ему был виден только ее профиль, позолоченный светом лампы.
Он протянул к ней руку с письмом и стал водить пальцем по строчкам, как бы
читая вслух. Окончив чтение, он захлопал в ладоши и издал ликующий возглас.
Ее изящно очерченное, спокойное лицо дрогнуло, губы приоткрылись, она
улыбнулась, закивала, захлопала в ладоши...
- Она... она... она все понимает! - задохнулся от радости Бейтс.
Он заметил, что иногда она не уходит в кафе, а тут же, за своим столом,
съедает принесенный в коробочке завтрак - какой-нибудь пирожок, который она
жует, задумчиво поглядывая на улицу; что по пятницам - потому ли, что в эти
дни много работы, или потому, что ее недельное жалованье подходит к концу, -
она всегда остается в конторе и что завтракает она ровно в двенадцать.
Как-то в начале зимы, в одну из пятниц, он попросил хозяйку приготовить ему
сандвичи и налить в термос кофе. Он знал, что его подчиненные с их
неугасающим интересом к любым чудачествам шефа будут недоумевать, почему он
завтракает в конторе... "Ладно, это их не касается", - подумал он неуверенно
и как бы между прочим сказал своей стенографистке:
- Дел по горло! Пожалуй, не пойду сегодня завтракать! - Он прошел мимо
стола бухгалтера Крэкинза, который, как подозревал Бейтс, был присяжным
остряком конторы и коллекционировал промахи шефа в качестве материала для
восхитительных сплетен: - Что, Крэкинз, некогда вздохнуть? Мне тоже не
легче. В общем, наверно, не придется идти завтракать. Перекушу здесь.
Как только пробило двенадцать, он убавил слишком яркий свет над стеклом
письменного стола, подвинул к окну стул и разложил свои яства на широком
подоконнике. Эмили ела пончик и запивала его молоком. Бейтс поклонился,
однако он скромно сжевал полсандвича, прежде чем справился со своим
смущением и осмелился предложить ей кусочек. Она не шелохнулась, пончик как
бы в раздумье замер в воздухе. Потом она вскочила и бросилась прочь от окна.
- А, будь я проклят! Болван! Скотина! Не дал ей даже спокойно
позавтракать! Пристаю к ней, отравляю единственные свободные минуты!
Эмили вернулась к окну. Она показала ему стаканчик. Налила в него до
половины молока из собственного стакана и нерешительно предложила ему. Он
вскочил и протянул руку. Сквозь гудящее от ветра пространство он принял ее