"Владимир Личутин. Вдова Нюра" - читать интересную книгу автора

широкими плечами. Бутылку Нюра сунула за пазуху, еще проверив перед уходом,
устойчиво ли приткнулась она там, взяла небольшой узелок и деревянную
лопатку. Собака вилась в ногах, мешала выйти на крыльцо, и Нюра оттолкнула
ее коленом: "Поди ты прочь, развратная ты девка".
А на воле уже стоял день-деньской, весь до нетерпимости в глазах синий
и радостный. Легко потрескивали под ногами ступеньки, мартовский мороз сразу
сбил дыхание. Неба словно не было, а из синей купели с тонким стеклянным
звоном лились воздушные потоки: они ослепили Нюру и выдавили из глаз слезу.
Влага на ресницах скоро зальдилась и покрылась куржаком. "Благословенно-то
как", - невольно подумала охотница.
Снег крупитчато разваливался под лыжами, с тихим шорохом осыпался на
целине, вспыхивал и слепил, и потому Нюра почти затворила глаза, больше
ощущая путь, чем видя его. Егарма сразу откинулась в сторону, прошила
наискосок поляну, и уже откуда-то издалека, из елового суземья просочилось
ее грубое лайканье. Охотница обошла свое подворье и возле черной закоптелой
баньки с желтым куржаком над дверью выкатилась к ущелью речки. Берега круто
сбегали вниз, отороченные сверху снежными коварными гребнями, и, чтобы не
обвалиться вниз, Нюра не рискнула подъехать ближе, а потянулась вдоль речки
Ежуги, повторяя ее скрытые извивы, на дальний мысок. Легкий низовой ветер
толкал Нюру в спину и курил вокруг ног легкой снежной пылью, похожей на дым.
Собака уже выметнулась перед нею и наметом пошла вверх по склону, широко
разбрасывая кривые лапы.
Раньше у Нюры был Пегаш, зверной, свирепый пес с волчьим жадным
прикусом, нёбо у пасти черное, и задние рубцы у нёба будто вырваны клочьями;
такая уж от роду была собака. Бывало, лося гонит, достать не может, так
стороной обойдет, вынырнет перед самой звериной мордой и вперед хода не даст
лесному быку. Лось и рогами кокает, и лбом норовит, а Пегаш грубо лает,
голос жесткий был. И на медведя шел, садил его смело, шерсть на ягодицах в
клочья вырвет, уж страху в душе не держал. А пропал совсем по глупости:
заманили обманом волки вдаль от житья и там кончили его.
А эту, Егарму, Нюра случайно подобрала в деревне. Жмется сучонка у
хлебной лавки, ждет, кто подаст, а сама урод уродом, в глазах слезы, уши
лопухами, ноги кривые. Только и глянула раз всего Нюра на сучонку, и как-то
вскользь пожалела в душе собаку, и подивилась ее страхолюдию, но, знать,
что-то участливое скользнуло в бабьем лице, потому что сучонка потянулась
мордой, жалостливо заморгала и до конца деревни не отставала от старухи - ну
как тут было не приютить сиротину. А сучонка, Егарма эта, исключительно
пошла на белку и на птицу, лучше требовать не надо, словно кто натаскал ее.
С первого подхода облает белку и птицу так повернет, так наладит, чтобы в
грудь стрелять ей или в бок. И если улетит глухарь-подранок, уйдет Егарма
следом в лес, по воздуху словно бы чуя его лет и след (такая верхочуйка), и
разыщет ведь, куда падет птица, и обратно вернется к Нюре, начнет ластиться,
у ног жаться и вилять хвостом, значит, просит хозяйку катиться следом и
подобрать добычу.
Плоская бережина походила на столетию, застланную льняной скатертью. Ни
одной заструги, где бы затаилась синяя тень, ни одной овражинки и пня, вкруг
которого вырос бы сумет, так ровно была забита эта луговина искрящимся
солнечным снегом, и только на краю ее, на срезе лесной чищеницы и речного
провала, едва просматривался православный крест, так похожий снизу на тень
распятого человека. (Прохожий кто нет-нет и спросит ненароком, дескать, кому