"Владимир Личутин. Венчание на царство ("Раскол" #1) " - читать интересную книгу автора

с Православием. На весь путь целиком и сразу. Этот исторический роман
повествует не столько о событиях, хотя они и изложены в точном согласии с
преданием, сколько о судьбах. О судьбах страны и народа - прошедших,
настоящих, будущих. Вы погружаетесь в бунташный и бурный семнадцатый век, а
перед глазами у вас то и дело пробегают иных времен тени - то азартные
прапорщики на декабрьской площади у сената, то отчаянные бомбисты,
обложившие государя, аки зайца, то "совиные крыла" обер-прокурора синода, то
талмудом траченные комиссары (пыль им на шлемы), то кривые лукавые рожицы
"младореформаторов" (Чикаго им в бок). И все это - без всяких прямых,
немудрящих аллюзий. Просто все тысячелетие предстает как один миг, как в
один миг спрессованный знак бытия. Словно бы остановленное время,
превращенное в плотное от предметов пространство. Фокус, на который способно
только подлинное искусство.

Было бы несправедливо и жаль, если бы у русской литературы - с ее-то
разбегом - не нашлось теперь такой книги и ей было бы нечем отметить
"миллениум" , то бишь тысячелетний рубеж.

"Раскол", таким образом, - это юбилейный подарок всем нам,
немотствующим в своей тоске и мольбе о России, - подарок от писателя,
справляющего и собственный юбилей. Недаром древние говорили, что 60 лет -
это пора акме, высшей зрелости, к которой идут трудом и годами.

Владимир Личутин, и правда, давно и мощно работает в русском слове. И
давно снискал себе славу тайновидца русской души. Его пронзительные, как
древнерусские плачи, очерки о России, постепенно, ветка к ветке, вырастающие
в книгу-древо под общим названием "Душа неизъяснимая", несомненно, останутся
среди немногих перлов русской художественной публицистики нашего времени.

А еще были - "повести о любви", как они в одном из изданий были названы
на обложке, - "Иона и Александра", "Вдова Нюра", "Крылатая Серафима",
"Домашний философ", "Фармазон".

Были два великолепно выношенных, продуманных и прописанных романа - об
извечной русской душевной маяте, о мельтешне темных бесов в сонме светлеющих
лиц. Хотя для одного из этих романов - "Скитальцы" - автор черпал материал в
старине, а в другом - "Любостай" - острыми штрихами живописал современность.
Все эти, столь разные по материалу работы отмечены особой, неподражаемой
"русскостью" взгляда и тона, скреплены единством стиля.

Стиль Личутина легко узнаваем. Ведь писательский словарь ныне заметно
скудеет, обезличивается, усредняется, скатываясь к наивно форсистому
журнализму или мнимо правдивому "каляканью", приперченному матерщинкой.
Одинокий призыв Солженицына спасти былую полноту и красоту русского языка
повис, кажется, в воздухе, как и многие другие его призывы. А Личутину,
будто любимцу и баловню муз, и дела нет до этих забот. Ведь он-то богач по
праву наследования. Давно известно, что сокровища русского слова хранит наш,
недоступный разорам нашествий Север. Недаром именно туда мостили словесные
гати из своего Замоскворечья и Подмосковья такие кудесники изысканной
русской речи, как Леонов и Пришвин, - чтобы выбиться на столбовую,