"Владимир Личутин. Венчание на царство ("Раскол" #1) " - читать интересную книгу автора

повествование, умеет нам их показать.

Внешняя карьера Никона удивительна: вот уж поистине - из грязи да в
князи. Но он и в своем вселенском замахе не метеор, а скорее могучий дуб,
выросший на хорошо подготовленной почве. Притязания Никона (сесть и поперед
самого батьки-царя) вроде бы естественно вырастали из самого хода истории.
Ведь после падения Византийской империи в XV-м веке единственной надежной
опорой Православия, хранительницей истинной веры в Христа сделалась Русь.
"Москва - Третий Рим, а четвертому не бывать" - эта чеканная формула
псковского игумена Филофея впечаталась в сознание как священный догмат. Ведь
Православие - не какое-нибудь худосочное сектантское измышление, а Истина,
торжество коей не возможно без Царствия. Стало быть судьбы мира отныне будут
решаться в Москве. И ответственен за них, по мысли Никона, наместник Христа
на земле - патриарх. А земной царь должен быть чем-то вроде его инструмента.
Такая вот симфония веры и власти.

И как вроде бы все удачно сошлось - для осуществления этого вселенского
призвания России. Могучего ума и темперамента патриарх, - и юный "тишайший"
царь с благородной и богорадной душой, который не просто годится ему в
сыновья, но и ведет себя, если не по-сыновьему, то по-братски: прилюдно
ласкает, называя "собинным другом", просит наставлений и почтительно им
внимает, оставляет даже за себя "на хозяйстве", то бишь на царстве, когда
уходит в военный поход. Как было Никону упустить такой, как ему казалось,
счастливо выпавший исторический миг и не попытаться излить на мир всю
скрытую мощь Православной Церкви. Сделать ее поистине Вселенской - не в
мечтах, не на словах, а реально. Превратить русскую идеократию во вселенскую
теократию (так вот и прокрадывался в душу святейшего самый что ни на есть
западный цезаропапизм). А препятствия? Вроде бы пустяковые: все жесты да
буковки, в коих русские обособились, вроде как отложились от первородной
церкви, на что то и дело указуют заезжие греки (их же, ободранных, что ни
день пригнетает в Белокаменную за щедрой русской подачкой). Устранить, стало
быть, кое-какие разночтения в книгах, да перейти на троеперстие. Сами-то
греки давно уж на него перешли, а с ними и весь прочий православный мир,
кроме Руси: и болгары, и сербы, и украинцы. Вот-вот, украинцы, что особенно
важно. Ведь только что - двух лет не прошло - воссоединилися, наконец, с
Украиной, прародиной нашей, какое ликование! ("Да ведь не все ликовали-то:
вот пригласил Никон на радостях малороссов-монахов на поселение в свой
Иверский монастырь, а обитавшие там великороссы, подозревая собратьев в
"латинской порче" от ляхов, покинули монастырь все до единого). А на
Украине - троеперстие, не допускать же розни, как не порадеть младшим (или
старшим?) братьям от всего широкого сердца. Вот, кстати, одна из
непостижимых тайн нашей истории: возвращаясь к потомкам своим,
праматерь-Киевская Русь учинила, получается, среди них раскол, - чтобы через
триста тридцать семь лет (цифра то какая - 337), отвалив с довеском в виде
Крыма, развалить и империю...

Размечтавшемуся Никону взяться бы за дело не торопясь и с оглядкой, да
вести его плавно, без окриков, зуботычин, обид. Но куда там! Русский человек
и без того горяч и размашист, а уж Никон, вознесенный "собинным другом" и
сам вознесясь, и вовсе счел, что море ему по колено, что не Бог весть какой