"Владимир Личутин. Вознесение ("Раскол" #3) " - читать интересную книгу автора

голосом шумливая, повадками нахальная. А разгостится да спознается, - такая
ли добрая и развеселая; и шутку иной раз такую подкинет, что и молодой
разбитной женке не скроить... Анна Ртищева, хоть и близкая родница, но
гордовата и ломовата, Никоновы отирки, любит, чтобы все по-ейному стало,
чужой воли не терпит и всякую святую душу под свой норов приклоняет... Анна
Хитрая с виду сама простота, а с исподу - змеюка подколодная, всю царицыну
жизнь под себя уноровила, только что в кровати не ночевала. Два-оба с
Богданом, как псы цепные, улеглися у престола...
Опустилась Федосья Прокопьевна в креслице и, не глядя на верховых
боярынь, принагнулась к упокоенке, поцеловала скрещенные руки и губы, и лоб
усопшей. А, чего там: смерть не красит человека. Ведь как крепилась Федосья,
велела себе настрого держаться, чтобы ни слезинки из глаз; знала себя, лишь
дай послабки, а там прихватит до родимчика, не остановить. И вдруг горло
запрудило, ком приступом накатил из груди, Федосья Прокопьевна ойкнула, не
сдержалась, заскулила по-собачьи, сбивая к затылку сборник, выцапывая седые
пряди себе на глаза, словно собралась волосами обирать с лица слезы. И
завыла в полный голос, запричитывала, плотно ударяя ладонями по коленям.
Поди, до государева Терема донесся пронзительный воп боярыни: "Ой, да на
кого ты нас и спо-ки-ну-ла-а-а... !"
Анна Ильинична вздрогнула, обняла за плечи свойку, прижала к груди,
чтобы не рвалась печальница к усопшей. Анна Петровна Хитрова подумала с
тайным торжеством: "Сутырщица-поперечница, злая раскольница. Притащилась в
хоромы в сарафане. На кого взнялась?.. Повой, пореви. Это и ты спехала
царицу в могилку допрежь времен. Марьюшка-то покоенка была
поноровщица-потаковщица тебе, много сердца поизорвала, улещая государя... Эх
вы, на горе стоите, да никого не видите. Людей-то ни во что не ставите, пока
живы те. Пусть слеза свинцовой пулей застрянет в сердце. Авось поумнеешь,
суемудрая..."
- Ну, будет тебе убиваться-то. Мы не реветь сюда созваны, - скрипуче
осадила Хитрова, стараясь оттеплить голос. - Мертвых из могилы не
принашивают, - добавила невпопад. Хорошо, никто не расслышал последних
укорливых слов. Тут сенная девка внесла жбанчик сыченой воды, налила в
кубок, и Анна Ильинишна напоила страдницу, будто уснувшую на ее высокой
груди. Сомлевшей Федосье Прокопьевне стало так уютно, спокойно от горячего
телесного духа, волнами истекающего от свойки. И не то чтобы вдруг стало
стыдно за свой воп и кликушество, но неловко оттого, что она, Федосья, как
бы отняла, присвоила главное горе царицыной сестры.
Надсада потиху отступила от сердца, в горле унялись клекоты и всхлипы.
И вдруг из подклети, где жили теремные нищенки, по обогревным колодцам, как
из подземной таинственной часовенки, просочилась в спальный чулан духовная
песнь, словесно невнятная, но в звуках удивительно приимчивая к душе.
Старицы пели с приголашиванием, высоко вздымая голос и взойкивая. Федосья
Прокопьевна невольно прислушалась и тут совсем очнулась, глубоко вздохнула.
Колыбнулось тонкое пламя свечи в руках покоенки, и царица умиротворенно
улыбнулась, благость и нездешний покой разлились на крахмально-белом
вытончившемся лице.
"Ой, что же я улилася? Подумают, притворщица, - укорила себя Морозова.
Тайная постриженица почувствовала власяницу, жестко прильнувшую к увядшим
сосцам и к впалой родове с провалившимся пупком. Как бы сама мать - сыра
земля позвала: "Фео-до-ра-а", - и украдчиво обняла боярыню-монашену. - Ведь