"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу авторапритолоки вдове агронома - прямо на шляпку ненавистную коробом, да ведь
зазорно: бывший домовладелец. А хотя и бывший, однако у ворот на синем фонаре, под номером вырезанным 13, точно сказано: Синебрюхова по Б. Толстовскому,- лучше всякого нотариуса докажет, если придётся. Вдова с утра перевозилась: на салазках с Зацепы шкаф волокла, диван без ножки, сундук фамильный, давно уже утробу по татарве развеявший; матрац трухлявый, с самой Зацепы мочальное своё естество разнёсший по ветру. Дитьё тоже таскало, возилось, сопело: все деловые, жизнью обученные. Вдова бюст Пушкина носом поставила в угол: женщина была серьёзная, от революции пострадавшая; дитьё горшочек в коридоре, возле спальни, пристроило, младший на горшочке сиднем сидел, озабоченный. В жилищный отдел Синебрюхов Илья Ильич ходил объясняться,- объяснили: имеет, как нетрудящийся, права канареечные: сиди на жёрдочке и славь солнце. И солнце хоть не славил, а наоборот, и на солнце поглядывал криво: - Красное, дьявол... И ты покраснело, прислуживаешься,- а сидел возле печурки, пчёлки жужжащей, помешивал, щепочки подкладывал - и в кресле засыпал от обиды. Сосед Адам Адамыч устроился: раньше ходил на танцевальные вечера играть па-д'эспань или "На сопках Маньчжурии",- теперь по военному ведомству, по части просветительной: и паёк получает, а намедни банку с повидлом и ногу баранью, жирную, приволок. Все хороши, подлаживаются,- оно бы неплохо местечко поуютней, попаёчней, по отделу продовольственному, да ведь не пустят: бывший домовладелец. А какая корысть от этого: в доме дрова колют по кухням, трубы полопались, по делам всяким ходят в подвал - дом бы ржаной высоко взошёл, а кирпичный только сыреет. Обиды в жизни не оберёшься: домовом комитете отвешивают: по кусочку суглинному, со щетинкой,- а 4-й категории спички, две коробки,- сперва вонь, потом огонь,- горят зловеще, сине, серой пахнут, словно чёрта жжёшь. Опять домовладелец,- пришли: - распишитесь - насчёт повинности трудовой: это на рассвете бери скребок и лопату и ступай перед домом чистить, а барышни входящие, исходящие, справочные, ундервудные - в 10 на службу бегут, носик напудренный высунут: - Чистите? - словно не со скребком стоит, а с валторной. Даже сердце вскипит: вот пойди, добейся у них, пудроносых, толка, где что находится - выстудят, калекой на всю жизнь останешься и уйдёшь ни с чем. Илья Ильич поскребёт, пойдёт к пчёлке, пчёлка жужжит, утешает: - всем порядочным людям плохо, ступай на Смоленский, на кой тебе чёрт сюртук, когда наденешь, схоронят и во френче. А сюртук добротный, петуховский, без сносу: с самой свадьбы и до похорон. Разве татарин ту цену даст: придёт косоглазый, жиденький, седенький, носиком шмургает, на свет поглядит, почмокает,- а ещё Русь под собою держали, тряпичники, коноеды: ах, Русь, Русь, много ты вынесла! Раньше у ворот вывеска строгая: "Запрещается петь, играть, останавливаться, старьёвщикам, разносчикам и татарам",- а теперь во двор всякий лапсердачник забегает по нужде, да прямо на стенку; старушонки в мусоре роются, картофельную кожуру собирают. В череду простоишь, воблу твёрдую об стол обобьёшь - на сковородке поджаришь кольчиком: на касторовом масле, вроде стерлядки. Тоже по домовому комитету неприятности: жил жилец; в номере третьем, смирный, бумагу исписывал, вроде Пушкина: ночью дежурство по домкому, всё спит,- в одном окне только свет - сидит, пишет: не то "Руслана |
|
|