"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу автора

и Людмилу", не то "Капитанскую дочку" - шут их знает, этих сочинителей. Раз
пришёл радостный, глаза блестят, объявил, что выдают по союзу их писацкому
по три пуда картошки: утром на салазках приволок - три дня отъедался, даже
порозовел. А потом больше не выдавали, ходил сумрачный, всё у вегетарианской
меню по-еврейски читал: справа налево,- страшный стал, жёлтый. Утром вдруг
вышел, на Илью Ильича посмотрел, как обязанности свои трудовые исполняет,
руку простёр, объявил: - Послан господом Иисусом нашим для спасения мира от
зла. Человек есть совершенство. Так говорит Рамачарака,- как сказал скверное
это слово: - Рамачарака,- понял Илья Ильич, что не в порядке человек,-
раньше смирный был, слов этих никогда не произносил. И пошло, пошло: по дому
стал ходить, всех к спасению призывать - сам жёлтый, глаза чёрные, волосы с
висков седые торчат. И кончился человек: отвезли по свидетельству на дачу -
к королям, министрам, фельдмаршалам. Бумагу его исписанную Илья Ильич
прибрал, всё пчёлке на поживу: - Аз есмь дух Вселенной - и котлетка
морковная шипит, пока льются коричневым буквы.
Ночью по домкому дежурство: от бандитов. Бандиты по переулкам ходят, на
американских пружинах прыгают, людей в особняк безглазый бросают.
А разве кого заставишь дежурить: например, номер пятый, такой
отчаянный - не то чтобы объясниться по хорошему, а гаркнул:-Я Цус, чистить
не обязан.- А шут его знает, что такое Цус,- Адам Адамыч, сосед, так
объяснял: старший сын от Гвиу и Цупвосо, наверно эстонцы или латыши. Вот за
всех и приходится: главное элемент домовладельческий,- чуть что и в
кастрационный лагерь пожалуйте. Правда, человек в летах, а кому охота без
потомства оставаться: дети на старости кормить обязаны, социальное
обеспечение от господа бога испокон.
А тут ещё ночь не спи - беседка в саду: беседка отличная, с колонками:
три дома ночью охотятся: № 3, 7 и 11. И каждый дежурство выставляет, чтобы
не разобрал другой: ночью притаятся - один за одним углом, за другим
другие - и ждут: собака брехнёт, месяц всплывёт, качнётся, снова канет. Снег
скрипит: крадутся. Дождёшься, пока доберутся - как гаркнут - сразу из-за
трёх углов - прямо казаки-разбойники: присяжный поверенный Липшиц, поручик
Хвостов, учитель по правоведенью Нильский - все б: бывшие.
Так до утра и промаешься - только и отдыху к вечеру: сядешь у пчёлки,
флажки переставить. Жужжит пчёлка заботливо, дрёму нагоняет, нашёптывает:

"Ставь флажок, голубок, красных погнали,
белые пришли, всё хорошо стало..." -

и звон в ушах: звоном церковным стоглавым встречают,- все на конях белых в
город въезжают - лицом чистые, благородные, хороших кровей,- не то, чтобы
какое-нибудь рабоче-крестьянское, а всё молодцы гвардейские,
кавалергардские. Пожалуйте, господа домовладельцы, на Красную площадь, к
Минину и Пожарскому. Отдадим всё на спасение родины,- ну, всё-то не всё,
положим, времена не те, кровью и потом денежки добытые, николаевские - в
вентиляции на верёвочке висят...
Ах, сон, сон, только во сне и увидишь что-нибудь стуящее. А мороз
лютый, для бедняков; на бульваре музыкантскую будку ободрали: где планочку,
где ступеньку - пчёлкам всё на потребу: соберут по росинке - и сыты.
Скукита, а не жизнь. И с флажками плохо: раньше сюда были дугой, а теперь
обратно - и откуда только сила берётся.