"Томас Лиготти. Эта тень, эта тьма (Сб. "Число зверя")" - читать интересную книгу автора

возможно, помнят, в этой самой картинной галерее со мной случился
тяжелейший припадок. Надеюсь, вы не против того, чтобы я сообщил вам
некоторые сведения о природе этого припадка и его последствиях, ибо по
моему убеждению это необходимо для должного восприятия того, что я должен
показать вам сегодня.
Ну, так разрешите мне начать, указав, что припадок, сразивший меня в
этой картинной галерее во время открытия моей выставки, на одном уровне по
своей природе был простым желудочно-кишечным расстройством, пусть и очень
серьезным для недуга такого рода. Это желудочно-кишечное заболевание, это
расстройство моего пищеварительного тракта развивалось во мне уже долгое
время. В течение многих лет это расстройство незаметно прогрессировало на
одном уровне - в недрах моего организма, а на другом - в самом темном
аспекте моего существа. Этот период совпал и, собственно говоря, был
порожден моим горячим желанием, связанным с одной областью искусства:
иными словами, моим желанием сделать нечто, то есть творить произведения
искусства, а также моим желанием быть кем-то, то есть художником. На
протяжении периода, о котором я говорю, а если на то пошло, то и на
протяжении всей моей жизни я пытался сотворить что-то своим сознанием, и
особенно созидать творения искусства с помощью единственного, как я
считал, средства, имеющегося в моем распоряжении, а именно: используя мое
сознание или используя мое воображение, или творческие способности,
используя, короче говоря, некую силу или функцию того, что люди называют
душой, или духом, или просто личностью. Но когда я лежал на полу галереи,
и позже, в больнице, испытывая невыразимую боль в брюшной полости, меня
потрясло сознание, что у меня нет ни духа, ни воображения, которыми я мог
бы воспользоваться, и ничего, что я мог бы назвать своей душой - все это
нонсенс и пустые иллюзии. В моем жестоком желудочно-кишечном страдании я
осознал, что хоть в какой-то степени существует лишь это физическое тело,
размерами больше среднего. И я осознал, что сделать это тело ничего не
может, кроме как функционировать в физической боли, и не может быть ничем,
кроме того, чем является - не художником, не творцом чего-либо, а только
грудной плотью, системой костей, тканей и прочего, терпящей муки,
сопряженные с расстройством ее пищеварительного тракта, и все, что бы я ни
делал, если оно не прямо проистекает из этих фактов - а уж особенно при
создании произведений искусства, - было глубоко и полностью поддельно и
нереально. И в то же время я осознал силу, которая скрывалась за моим
горячим желанием что-то сделать и быть чем-то, и особенно за моим желанием
творить полностью поддельные и нереальные произведения искусства. Иными
словами, я осознал, что именно активизирует мое тело на самом деле.
Прежде, чем продолжить это вступление, составлявшее первую часть его
художественной выставки - или театра одного актера, как я мысленно ее
определил, Гроссфогель помолчал, словно оглядывая свою маленькую
аудиторию, сидящую в задней комнате галереи. То, что он сообщил нам
касательно своего тела и нарушения его пищеварительной функции, в общем,
было достаточно понятно, несмотря на то что некоторые положения, которые
он формулировал, выглядели в тот момент сомнительными, а взятые целиком -
в некоторой степени не слишком привлекательными. Однако мы отнеслись к
словам Гроссфогеля с терпимостью, так как, полагаю, нам казалось, что они
подведут нас к следующей, возможно, более аппетитной фазе испытанного им,
поскольку каким-то образом мы уже почувствовали, что оно не так уж чуждо