"Альберт Анатольевич Лиханов. Деревянные кони " - читать интересную книгу автора

Дело было не в этом.
Дело было в том, что широкоплечий пионер, поставив нагло один сапог
на собачью будку... курил...
Вообще-то в том, что пионер может курить, тоже нет ничего
удивительного. Даже сейчас. А тогда тем более. Я много раз видел, как
пионеры, забравшись за поленницу в нашем дворе, курили папиросы,
предварительно сняв галстуки и сунув их в карман. Старшие ребята курили и
в школьной уборной, как-то по-хитрому пуская дым в собственные рукава, на
случай, если войдет учитель. И ничего особенного в этом не было, потому
что те пионеры курили таясь.
А этот курил открыто! Вот в чем дело!
Галстук развевался у него на груди, ветер полоскал его светлые
волосы, и голубой дым рвался из ноздрей.
Стукнула дверь, и на крыльцо вышла моя мама. Она приветливо
посмотрела на широкоплечего пионера и улыбнулась ему. Вот так штука! Я
стоял ошарашенный.
Увидев маму, парень тоже улыбнулся и даже не зажал папироску в
кулаке, а, наоборот, еще глубже затянулся и пустил изо рта дымный шлейф.
Дверь снова стукнула, на улицу вышла бабушка, а за ней тетя Сима, которой
бабушка сдавала комнату, и еще какая-то женщина, русая и круглолицая, с
двумя корзинами в руке.
- Василей, - сказала строго незнакомая женщина, обращаясь к курящему
пионеру, - дак я пошла. Смотри тут, не больно дымокурь-то. Тетю Симу
слушай. И голос-то приглушай!
И тут я услышал голос странного парня.
- Аха! - сказал он хриплым мужицким басом.
Только это "аха" и произнес. Всего-навсего одно слово.
Во мне будто что-то сломалось. Только что я глядел на курящего
пионера, приоткрыв рот, и удивлялся. Теперь я уже не удивлялся. Я его
уважал. Ведь раз он курил при взрослых, не снимая галстука, значит, он
имел такое право!


* * *

Курящий пионер остался во дворе, а я вслед за мамой вошел в дом.
Она кивнула на стол, чтоб я садился, подняла с полу большую кастрюлю
и сняла крышку. Я охнул. Никогда я еще не видел сразу столько молока.
Кастрюля была полнехонька. До краев.
- Откуда это? - удивился я.
Но мама только буркнула:
- Ешь, ешь!
Я навалился на молоко, уписывал его с хлебом, аж за ушами запищало.
Вошла бабушка, вздохнула у меня за спиной - я ее по одному вздоху в
темноте могу за много шагов узнать.
- Ну вот! - сказала бабушка и снова вздохнула.
Мама укоризненно посмотрела на нее, будто осуждала за что-то. Опять,
наверное, за комнату. Они часто про это говорили. Больше, правда, шепотом,
потому что стенка была дощатая, не капитальная, и все было слышно, что там
делается, у квартирантки тети Симы. И что у нас делается, ей тоже слышно