"Альберт Анатольевич Лиханов. Магазин ненаглядных пособий " - читать интересную книгу автора

хныканья заводит за руку бабушка, чтобы тут же, брезгливо фыркнув,
вытащить обратно?
Нет, нет и нет! С бабушкой - это не магазин, хотя она и водила меня
туда, когда я еще ходил в детсад. Магазин ненаглядных пособий становится
чудесным, когда ты на свободе и когда ты один.
И вот через год, в счастливом одиночестве, я ступаю на порог
магазина - все предыдущие сюда заходы, забеги, заскоки недостойны
описания, - потому примерно через год я прикрываю за собой осторожно
стеклянную дверь и счастливо улыбаюсь: наконец-то!
Магазин ненаглядных пособий перегорожен тремя рядами высоких
стеклянных шкафов. У дальней стенки, сделанной тоже из стеклянных отсеков,
только поменьше, за прилавком дремлет седенькая старушка в коричневом
свитере. До старушки я еще доберусь, а пока медленно, по шажочку, боком
двигаюсь вдоль первого, у окна, шкафа.
На полках - в застекленных коробках - ловко пришпилены сухие бабочки.
И какие бабочки - таких я никогда не видал! Полосатая, с голубой
перламутровой каймой вдоль крыльев, ярко-красная, в точечку, рыжая, с
крыльями, оттянутыми вперед, толстые, как самолеты-бомбовозы, и
стремительно изящные, с прозрачными крыльями, похожие на планеры, какие в
летний полдень висят над загородным лесом.
В другой коробке жуки - от крохотных, едва заметных бусинок до
страшных огромных носорогов, чемпионов среди жуков. Найди такого - и можно
выменять у мальчишек самую красивую марку, самопал, счастливую жестку, с
которой можно обыграть самого ловкого игрока или просто-напросто стать
знаменитым человеком, когда ребята показывают на тебя пальцем и говорят
между собой довольно громко, так, что и ты слышишь: "Вот у этого пацана
есть жук-носорог размером с ладонь". Ничего, что в таких разговорах все
немножечко преувеличено, такова слава: она со временем прирастает сама по
себе, без всяких на то усилий.
Вот в этом была особенность чудесного магазина, в этаких всяких
размышлениях. Смотришь на гигантского жука, а в голову сами по себе, без
всякого зова, лезут разнообразные мысли, не связанные между собой в единое
целое, но чрезвычайно важные для любого человека.
Вот, например, шкаф с жуками и бабочками соседствует со страшным, но
еще не самым страшным: в больших запаянных сосудах со спиртом извиваются
змеи. Черная, зловещая гадюка, желтая медянка, еще и еще какие-то. Я не
видел змей в жизни, да не так уж много и слышал про них - какие в городе
змеи и разговоры об этом! - но даже мертвые, заспиртованные и потому,
ясное дело, безопасные твари вызывают ужас и отвращение, смешанные,
однако, с любопытством. Кривясь от брезгливости и собственного страха, я
тем не менее мысленно освобождаю змеюгу из банки, сушу на солнышке и
доставляю в класс, чтобы на перемене, изобразив на лице равнодушие,
вытащить эту штуковину на парту, или, еще лучше, кладу потихоньку в
портфель Вовке Крошкину, чтоб он заорал диким голосом, или, вовсе здорово,
Нинке Правдиной, и что было бы тут - представить просто невозможно...
Откуда возникали во мне такие мысли, я и сейчас понять не могу.
Воинственностью характера я вовсе не отличался, наоборот, не любил
ввязываться во всякие проделки, которых в школе хватало. А вот нарочно
змею засунуть в портфель - это мне в голову приходило, и, надо заметить,
не то чтобы иногда, порой, время от времени, а каждый день, едва я заходил