"Эдуард Лимонов. Анатомия героя " - читать интересную книгу автора

орудие это или танк. "Пичку матерну! - ругается подполковник. -Цель 121,
вправо 150. Пали!" Вижу, как огненным сполохом приземляется снаряд. "Лево
30, далее 100. Пали!" -корректирует подполковник. По каменным полям, по
лунному пейзажу с корявыми деревьями без листьев, иду к орудиям. Под темным
небом обнаруживаю свои родные русские пушки: 122 мм, модель 1938 года. С
корректировочного пункта поступают координаты цели.
Двадцатидвухкилограммовый снаряд идет в ствол, гильза следует за ним.
Искушение шарахнуть из пушки моих отцов велико. "Пали!" Я дергаю за веревку,
раскрыв, как мне посоветовали рот, чтобы не оглохнуть. Позднее узнаю от
корректировщиков, что секунда отделяла выпущенный мною снаряд от проехавшего
по дороге в Кашиче военного грузовика неприятеля. Имея опыт четырех войн,
дабы избежать упреков "прогрессивно настроенной" интеллигенции Белграда,
Москвы и Парижа ("Почему вы, журналист, нарушив нейтралитет, позволяете себе
участвовать в боевых действиях, брать в руки оружие?" - слышу я их ехидные
голоса), я в этот раз официально оформился как доброволец в армию Крайины.
"Я стреляю в небо, а Бог выбирает, на чью голову опустить снаряд", - утешает
меня командир орудийного расчета. Еще он говорит, что им нужны снаряды,
когда Россия пришлет снаряды? Артиллеристы показывают мне выпущенные по их
позиции ракеты венгерского производства. "Пусть Америка возьмет себе
хорватов, а Россия возьмет нас". Против сербов сегодня воюют все те же
народы, кто пришел вместе с Гитлером в Россию: хорваты, венгры. Боснийские
мусульмане служили в 13-й Боснийско-Герцеговинской дивизии SS.
В автомобиле с полковником Шкоричем едем в монастырь Крка, к владыке
Лонгину, он - глава Далматинской епархии. По дороге полковник затрагивает
тему страха и героизма. "На войне боятся все, - утверждает полковник, - но
одни умеют владеть своим страхом, другие - нет". Я спрашиваю полковника, как
бы он сформулировал определение героя. "Герой - тот, кто умеет презреть свой
страх и действовать против него". Вокруг каменная могучая пустыня, поросшая
деревом граб, серым и тоже как бы каменным. Листья отсутствуют еще. Здесь
чудовищно красиво. Недаром здесь снимали в свое время "спагетти-вестерны",
природа не уступает Вайомингам и Колорадо, а съемки стоили в десятки раз
дешевле, чем в Америке. В Крайине живут крепкие каменные люди, под стать ее
природе. Здесь мало промышленности (немногие текстильные предприятия
закрылись) - это страна крестьян, овцеводов и виноградарей, людей с
большими, тяжелыми руками тружеников. План Вэнса-Оуэна обрек их на
жительство с хорватами, что невозможно. Совместная жизнь невозможна по
простой и страшной причине (отвлекшись от споров по поводу того, кто первый
начал войну и какая сторона была более жестокой) - количество крови,
пролитой с обеих сторон, превысило критический уровень терпимости. UNPRAFOR,
которому жители Крайины доверились, не защитил их. Не смог или не захотел.
Сегодня они никому не верят. Они не отдадут свою землю, умрут ВСЕ, но не
отдадут. "Пусти ми да гинем!" Местные интересы Крайины противоположны не
только интересам хорватской стороны, не только интересам Запада (выраженным
в плане Вэнса-Оуэна), но даже интересам Белграда, Сербии Милошевича, те
согласны оставить Крайину хорватам в обмен на сохранение за сербами
территорий в Боснии. До войны в Крайине было около 250 тысяч жителей,
сегодня... Министр иностранных дел Крайины Ярцевич сказал мне, что около 130
тысяч. Всего 130 тысяч, но это каменные люди! В зале семинарии Кркского
монастыря владыка Лонгин, в черной рясе, очки, молодой еще, седина в черной
бороде и в гриве волос, со страстью рассказывает мне об истории Крайины.