"Эдуард Лимонов. Анатомия героя " - читать интересную книгу автора

холоде, в грязи, среди трупов, залпов, развалин в огне, сталкивается с
враждебной массой мужчин. Одна толпа безумцев противостоит другой толпе...
ВОЙНА - ПРАЗДНИЧНА. Празднична, как атмосфера гигантского спортивного
мероприятия на открытом воздухе, на случайном, часто не подходящем пейзаже.
Мужики-солдаты улыбаются друг другу, шутят, хохочут, крепко ругаются матом,
если ситуация трудная. Но нет этой молчаливой грусти, которая заполнила
большие города Европы, России, Америки. Общая для всех смерть делает солдат
братьями. На всех "моих" войнах без исключения общество солдат принимало
меня как брата, близко и сразу, что невозможно в мирной жизни. Так как
одетый в их форму я делил с ними смерть. Пули, а тем более мины врага, не
могут, да и не хотят отличить писателя Лимонова от солдат. Солдаты хохочут,
ругаются, чтобы спугнуть страх? Чтобы спрятать страх? Не так важно. ВОЙНА
ДАЖЕ СМЕШНА порой. Июльское воскресенье 1992 г. в Приднестровье, недалеко от
Дубоссар, по дороге на Кошницу. Покой и тишина. Несколько казаков даже спят
полуодетые на одеялах под вишнями. В то время как на соседней позиции -
стреляют с обеих сторон. Спрашиваю у командира, есаула Колонтаева:
"Почему?" - "Два румына (так называют солдат кишиневской Республики Молдова
в Приднестровье) приходили к нам через фронт прошлой ночью. Принесли четыре
канистры вина. Просили не стрелять сегодня. Они там празднуют свадьбу.
Потому и тихо".
В Крайине, на передовом посту вблизи Лишанэ-Тинськэ (март 1993 г.), где
только 150-200 метров разделяют враждующие армии хорватов и сербов. В
течение десятка минут я слышал, как невидимый солдат хорват страшным матом
ругал сербов ("Эй, четник, я е... твою мать!), пока старый солдат серб вдруг
не сказал, очень серьезно и спокойно: "Это нехорошо, ругать матом
родителей". Внезапная тишина.
ВОЙНА КУДА БОЛЕЕ СВОБОДНА, ЧЕМ МИР. Свободный воздух войны есть мощная
притягательная сила для мужиков. У солдата множество свободного времени.
Будучи человеком "свободной профессии", легко могу себе представить, что эта
свобода должна чувствоваться еще более глубоко солдатами: бывшими
крестьянами, рабочими, служащими. Могу выразиться еще яснее: всегда есть
люди, предпочитающие делать войну, нежели монотонно и скучно работать. И
война дает возможность каждому чувствовать себя могущественным. Вооруженный
пистолетом и "Калашниковым", окруженный вооруженными друзьями, я лично
чувствую себя на фронтах в тысячу раз более сильным и, как следствие, более
свободным, чем в Париже или в Москве. Моя могущественность меня освобождает.
Смерть возможна, она всегда где-то у плеча как тень, но на фронте я куда
лучше защищен от смерти, чем в Париже или в Москве. На войне я хозяин моей
собственной жизни, и это я ответственен за мою безопасность, а не какая-то
полиция или милиция. Признаюсь, что я твердо решил обратить мой пистолет
против себя, если окажусь в ситуации, когда пленение неминуемо. (Не желаю
подвергаться пыткам и унижениям). Я принял это решение хладнокровно,
практично и без страха. Мой пистолет небольшого калибра 7.65 типа браунинг
(полученный в подарок от командования сербских добровольцев округа Вогощча,
осаждавших Сараево), бесполезный на линии фронта, сообщает мне стабильность.
Страхует меня. Я рассуждаю нелогично, вопреки здравому смыслу? Но война
нелогична по своей сути. Вопиюще ясно (мне - ясно), что люди желают не
только комфорта, безопасности, ищут не только спокойных удовольствий в
жизни, но многие хотят также (по меньшей мере на короткие периоды времени)
неспокойных удовольствий - борьбы и жертвенности. Желают знамен,