"Эдуард Лимонов. Убийство часового " - читать интересную книгу автора

(среди них - милиционер-дама) внутри метро вынуждены открыть одну дверь.
Злые, люди выливаются из подземелья на площадь и, увидев ограждения,
становятся еще злее.
Шум со стороны отрезанной самосвалами части Тверской (за зданием "Софии"
Тверская бежит к Белорусскому вокзалу) все мощнее. Решаю добраться туда. К
тому же стало холодно ногам, несмотря на бараньего меха стельки, купленные у
грека-сапожника в Париже. Иду, далеко обходя параллельной улицей. Там
оказываются десятки тысяч людей. Между знамен и лозунгов протискиваюсь в
первые ряды. Спинами к нам, взявшись за руки, самоохрана "Трудовой Москвы"
отделяет нас от густой цепи милиционеров, прижатых к самосвалам. На
самосвалах многие десятки фотографов и телеоператоров. Среди них множество
японцев почему-то. Снимают нас. Обильные шумы: обрывки музыки (гармошка,
транзисторы), сотни разговоров сразу, крики, взрывающиеся ближе и дальше.
Вдруг, разделенное в три слога, выступает из общего фона: "ЕЛЬ/ЦИН/ИУДА!
ЕЛЬ/ЦИН/ИУДА!" Толпа сливается в один организм: нас сплачивают ритмические
звуки. "ИЗ/МЕНА! ИЗ/МЕНА! СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ! СОВЕТ/СКИЙ СОЮЗ!" Вначале мы
кричим все это не очень слаженно, почти робко, но быстро собираемся в
коллектив, издающий одни звуки. Через десяток минут упражнений выдыхаем уже
грозно и мощно: "СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ! СОВЕТ/СКИЙ/ СОЮЗ!"
Убедившись в своей коллективной силе, начинаем задевать врага. "Эй,
милиция, сколько вам заплатили каждому за измену народу?", "Иуды!", "Лучше
преступников бы ловили! Идите по домам, милиция!" Почти тотчас же внимание
наше переключается на водителей самосвалов. Непонятно, по каким причинам (им
некуда деться? боятся за судьбу машин?), но они все сидят в кабинах.
"Паскуды!", "Предатели трудящихся!", "Им заплатили по тридцать сребреников
каждому!", "По четыреста рублей!" - кричим мы. "Соберем им денег, граждане,
пусть уезжают!", "Совести у хапуг нет!", "Вытащить их из кабины!",
"Сфотографировать их и дать фотографии в "Сов. Россию" и в "День". Страна
должна знать своих предателей!" (Последнее кричу я. Предложение не
поддержано. Ввиду невозможности осуществить его сразу.) "Чего стоим, мужики?
Нужно идти вперед!", "Нужно соединиться со своими!", "За самосвалами -
наши!", "На Манежную!", "Даешь Манежную!", "Проведем митинг там!",
"ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ! ДО/РО/ГУ!"
Крики и реплики раздаются отовсюду, подают их разные люди, хотя возможно
выделить наиболее активных. Тысячеголовый организм толпы волнуется и
поддерживает себя в горячем состоянии, выкрикивая лозунги. Ловлю себя на
том, что перестал быть "я" и стал частью "мы". Мы раскалились и готовы к
действиям. Несколько смельчаков лезут на один из самосвалов с намерением
вытащить из кабины водителя. Стучат в крышу кабины. Неизвестный нам человек
с мегафоном встает на крыло самосвала и просит нас не поддаваться на
провокации. "Соблюдайте спокойствие и не позволяйте втянуть вас в
провокацию... Где Анпилов? Просьба Анпилову пройти в голову колонны
(Анпилов - глава движения "Трудовая Москва".- Э.Л.). Передайте Анпилову: его
вызывают в голову колонны... Желающие обратиться к демонстрантам могут
получить мегафон". Мегафон переходит к человеку с красным лицом, и тот
начинает читать стихи. Неумелые, но правильные.
Ноги мои сковывает холод. Наша служба охраны, я стою за ними, судя по их
репликам, не знает, что делать, и ждет приказа. Какого-нибудь. Ясно, что
нужно что-то делать. Бесцельно стоять, замерзая? Парень рядом со мной,
высокий, без шапки, бледное овальное лицо, убеждает, обращаясь ко всем и ни