"Эдуард Лимонов. Убийство часового " - читать интересную книгу автора

вскарабкиваюсь на стол, автомат со мною.


В десять утра мы уже в расположении 3-й роты, на перекрестке улиц
Первомайской и Суворова. Солнце, свежий ветерок. Ротный предлагает нам
колбасу и персики, но у них нет воды. Дает нам двух гвардейцев в провожатые,
и мы, строго следуя приказаниям: "Перебегайте по одному!", "Прижмитесь к
забору!" - продвигаемся к знаменитому зданию общежития на Первомайской, то
есть на самую-самую передовую. От общежития остался разрушенный каркас,
кое-где тлеющий еще и повсюду залитый водой. Чтобы попасть в самую
выдвинутую к противнику часть здания, нам приходится по одному пробежать
зигзагами по длинному, залитому водой коридору. Сквозь огромную брешь в
конце его "румыны" запросто обстреливают его, но другого пути нет. Бегущий
первым имеет больше шансов на жизнь, чем последний. Эффект неожиданности.
Пробежав коридор (я благословляю свои, родом из Парижа, "легионерские"
ботинки, ноги не промокли), мы по одному, согнувшись в три погибели,
взлетаем по маршам угловой лестницы. Через бреши и окна наше восхождение
должно быть отлично видно "румынам". Единственное утешение, нам сообщили об
этом гвардейцы, с утра солнце бьет "румынам" в глаза, их снайперы начинают
"работать" во второй половине дня. На лестничной площадке лежит в одеялах
контуженый небритый парень, он ничего не слышит и только поворачивает голову
во все стороны. Последний пробег вверх по лестнице, рывок, и мы все
оказываемся прижавшимися по разные стороны большой бреши в стене: самый угол
здания, самая-самая передовая. Отсюда нам отлично видно в каких-нибудь
полутора сотнях метров здание кинотеатра "Дружба". Там уже вражеская
территория. Пол под нами усыпан гильзами и осколками кирпича. "Вон там,-
показывает командир поста в брешь,- лежали четверо их раненых и два трупа.
Долго лежали... Как солнце утром на них - вонь..." Выбираемся из опасного
угла. Перебегаем по лестницам в обратном направлении. Раздаются сухие
выстрелы. По нам или случайные? Понять невозможно. В одном из коридоров
дрожит розовое вдалеке марево. Очевидно, подспудно тлеет еще в комнатах
затушенный пожар. Захожу наугад в ближайшую комнату: многие десятки
музыкальных инструментов, покрытые толстым слоем известковой пыли и хлопьями
гари. В блаженные времена застоя жильцы общежития собирались сюда играть на
саксофонах, трубах и барабанах. Сейчас, разделившись на команды, они играют
на куда более опасных инструментах.
Добираемся на еще одну самую опасную и передовую позицию: к зданию
военкомата. Сопровождают нас те же два гвардейца из 3-й роты. Через сады и
огороды (большинство хозяев не выехали, даже дети и животные на месте, живут
в ста метрах от фронта! Вот он, парадокс городской войны) выходим во двор
двухэтажного здания. Лестница ведет в окно второго этажа. Входим в окно.
Гвардеец, сопровождающий нас, говорит, что работал здесь до войны. Окна всех
комнат, выходящих на вражескую сторону, заложены мешками с песком. Командир
поста представляется: "Юрки Владимирович Кириллов. (Не все хотят увидеть
свое имя в газете по различным соображениям, посему я привожу здесь фамилии
только тех людей, которые не возражают против этого.) Старший лейтенант
запаса. Из Москвы. Движение "Трудовая Россия"". Он ведет нас на свою
передовую. Вновь угловое помещение, огромная брешь в стене, крупнокалиберный
пулемет на ноге, оптическое устройство - очевидно, бывший артиллерийский
прицел. На столах пулеметные ленты, гранаты, гранатометы... Кириллов