"Эдуард Лимонов. Лимонов против Жириновского " - читать интересную книгу автора

дурачит, создавая вокруг себя шумиху. На полном серьезе его воспринимают
только "патриоты."
Это враждебное и глупое описание моего вечера, но что возьмешь с
недалеких людей.
Хочется сказать, что на полном серьезе меня воспринимали самые крупные
люди России, и я воспринимал на полном серьезе крупных людей, не обращая ни
малейшего внимания на репутации этих людей в прессе, на телевидении, у
общественного мнения, патриотического тоже. Я раньше других заметил
талантливых новых политиков, я в них верил, лидеры, на которых я поставил,
не ушли с политической сцены, но, напротив, вышли на авансцену. В
политических прогнозах я не ошибся ни в середине восьмидесятых, не ошибаюсь
и сейчас. 13 ноября 93 г. "Комсомольская правда" опубликовала (под не
соответствующим сути опроса заголовком "Кто за Кого") результаты опроса. Из
сорока опрошенных (среди них такие персоны, как Егор Яковлев, Владимир
Буковский, Александр Солженицын, Сергей Бабурин) я единственный назвал
первым политиком Жириновского, оговорившись, что речь идет о чистом
политическом таланте, без учета моей симпатии, антипатии или морали.
Предложено было назвать десять имен, я назвал семь. Все названные мной
являются сегодня главами парламентских фракций. Вот они: Жириновский,
Бабурин, Зюганов, Травкин, Вольский, Явлинский, Гайдар. Из опрошенных помимо
меня назвали Жириновского только Бабурин (десятым по значению) и колдун Юрий
Лонго, у этого Жириновский на седьмом месте. Так что пока они иронизировали
в своих газетах, я прекрасно понимал, кто есть кто.
Мартовские же смотрины закончились без скандала. Мне пришлось лишь
некоторое время выждать, пока рассосется толпа у входа, где Владимир
Вольфович создал пробку, подписывая мою книгу. Я хотел спать. Сон -
единственный люкс в моей жизни, от которого я не в силах отказаться. Мои
восемь часов - отдай мне, вынь да положь.
Потом была подготовка к чрезвычайному съезду Парламента СССР, снежные
холодные солнечные дни марта. 16-го рано утром мы собрались все в комнате
Сажи Умалатовой, в гостинице "Москва", потом сменили помещение, спустились
вниз. Уже в другой, более обширный номер другого депутата. Они еще держались
там в своих номерах, депутаты несуществующего уже Совета, разогнанные
Президентом и их сотоварищами депутатами ВС России, которых, в свою
очередь,- и как кроваво - разогнал Президент. (Но кто мог знать тогда об
этом? Никто. Руцкой грозил депутатам СССР пятнадцатью годами тюрьмы,
Хасбулатов пригрозил десятью.)
В предыдущих главах я уже писал об этих днях, о том, какое глубокое
разочарование (первое, кстати сказать) я пережил 17 марта. Разочарование в
моих новых сотоварищах, по крайней мере, в части депутатов. Проявленная
съездом робость, умеренность послужили еще одной причиной, почему
впоследствии я отшатнулся от парламентариев, даже от симпатичного мне
Бабурина (депутата ВС РОССИИ), и явно предпочел еще сильнее облюбованных уже
мною за темперамент и энергию Анпилова и Жириновского.
Но те морозные солнечные два дня в марте и многое дали мне. Я
познакомился 16-го марта с генерал-майором Макашовым и с тех пор храню к
нему теплое чувство. Макашов пришел туда, в депутатскую комнату, сел рядом
со мной на кровать (мы все сидели на кроватях) и глухо ворчал, понимая, куда
все это поворачивается. Депутат Голик, бывший советник Горбачева по
правоохранительным органам, кругленький и похожий чем-то на самого