"Эдуард Лимонов. Чужой в незнакомом городе" - читать интересную книгу автора

голоса. Я давно заметил бродящую по тропинкам группу мальчиков с учителем в
сером костюме, белый целлулоидный воротник (прист или кюре, Эдвард?) под
горлом. Учитель указывал мальчикам на то или иное растении объяснял каждое
слабым голосом. Мальчики послушно записывали в блокноты. У пары мальчиков
между теплым носком и короткими штанишками белели абсолютно голые ноги.
Я поднял глаза. Северная дама глядела на меня, не улыбаясь. Одну ногу
она, согнув в колене, поставила на скамью, туфель остался на асфальте;
другая, каблук продолжал поскребывать асфальт, подергивалась, отставленная в
сторону. Близорукость (очки отставали от моего зрения на две диоптрии) не
помешала мне увидеть разошедшиеся половинки ее секса. (Не четко, как в
"Пэнтхаузе", но размыто, как в "Плэйбое", Эдвард...). Одна рука дамы
вцепилась в платье, удерживая его на животе. Аспиринно-белая рука на черном
платье.
В представленной сцене не содержалось сексуальности, но присутствовала
медицинская стерильность... Словно холодная белая плоть дамы входила в
программу осмотра Музея. Тотчас после гербария и корней мандрагоры в банках.
Я встал и удалился с террасы. На пути к воротам меня несколько раз
крепко тряхнуло, - пузыри холода, собранного моим телом, насильственно
выбрались из меня таким конвульсивным образом.
Последующие сорок пять минут я, против моей воли, провел в лобби отеля.
Не попадавшаяся мне еще на глаза девушка в цвету вызвала мне такси.
Водителем такси оказалась крепкая женщина, похожая на крепкого мужчину. Я
оставил ей так много на чай, что она растерялась.
Сидя в полутемном вагоне поезда я размышлял о том, что мои отношения с
незнакомым городом, начавшиеся вполне банально, быстро развились во все
более резкие (и все ускоряющиеся) неординарные происшествия. Я был уверен,
что если бы я остался в Антверпене, цепь их не оборвалась бы. Уже и Красная
площадь и Ботанический Музей могли послужить возможностями-предлогами,
использовав которые я мог бы перебраться из моей судьбы в иные судьбы. Но я
предпочел не воспользоваться возможностями сознательно. Есть двери, которые
не следует открывать. Или же (выразим это по-иному, Эдвард!): не все двери
попадающиеся нам, следует открывать.

Мальтийский крест

Было четыре утра. На 57-й улице мело так, как будто над городом повисло
красноярское, сибирское небо. Из желтого как ядро крутогор яйца купола
вторые сутки валил настырный снег. Уставшей цикадой, большим кузнечиком с
промокшими до колен штанинами я выпрыгнул из 57-й улицы на Шестую Авеню. И
воткнувшись в снег, напрягал силы для следующего прыжка. Течение воздуха от
Карнеги Холл пронесло мимо меня такого же как и я, беспомощного прыгуна, и
мы едва не столкнулись.
"Ха, это ты маленький! - воскликнул тип грубо. По-русски. - Блядуешь?"
"Борщаговский! - Я рад был видеть его упитанную рожу украинского
еврея. - Что вы делаете в хаосе стихий, уважаемый коммерсант?"
"Плаваю", отплевываясь и отфыркиваясь, он протер физиономию. "На
свиданку иду с важным человеком".
"Ни хуя себе! В четыре утра... в такую погоду..."
"Кой хуй... Погода не имеет значения, когда речь идет о больших,
деньгах. За пару тысяч я в Хадсон-ривер прыгну в такую погоду. - Выпростав