"Лев Александрович Линьков. Здравствуй и прощай " - читать интересную книгу автора

распределил остатки продуктов еще на двадцать дней. Не подозревавшие беды
Клим Кузнецов и Закир Османов со дня на день ожидали смены.
Выбравшись по леднику к водопаду, Потапов убедился, что догадка его
была правильной, и, не утаивая от товарищей правды, сказал им, что придется
ожидать у Большой зарубки весны. Он надеялся, что, может быть, старший
лейтенант Ерохин как-нибудь вызволит их раньше, но намеренно сказал о весне,
чтобы Кузнецов и Османов приготовились к самому худшему.
Прошел месяц. Несколько раз к Большой зарубке прилетал самолет;
пограничники отчетливо слышали гул мотора, однако плотные облака, постоянно
клубящиеся над хребтом, скрывали от летчика крохотный лагерь у площадки
"Здравствуй и прощай".
В начале второго месяца оступилась на леднике, сорвалась в пропасть и
насмерть разбилась Зорька, на которой они привозили в лагерь арчу для очага.
Сержант пожалел, что не прикончил лошадь раньше сам: конины хватило бы
надолго.
Угроза голода вынудила Потапова изменить утвержденный начальником
заставы распорядок: каждый день кто-нибудь из троих отправлялся на
сплетенных из кедровых веток снегоступах через ледник на охоту. Но в эту
пору сюда не заходили ни архары, ни горные козы. Клим подстрелил как-то
заплутавшего и отощавшего барсука, но до чего невкусное и жесткое у барсука
мясо! Во второй раз ему посчастливилось подбить каменную куропатку, а
Османов убил марала: видно, олень тоже не смог спуститься в долину из-за
обвала.
Оленьего мяса хватило на целый месяц. В пищу пошли даже кожа и толченые
кости. Потапов варил из них бульон. И все-таки, как ни экономил сержант,
оленина кончилась, и тогда пришлось есть такую пищу, о которой Клим сроду и
не слыхал. Нарубив кедровых веток, Потапов срезал ножом верхний слой коры,
осторожно соскоблил внутренний слой и выварил его в нескольких водах.
- Чтобы смолой не пахло, - подмигнул он Климу.
- Неужели дерево будем есть?
Как ни голоден был Клим, он не мог себе представить, что можно питаться
корой.
- Чудо ты! - усмехнулся сержант. - Не дерево, а лепешки!
Когда кора хорошенько выварилась, он велел просушить ее на огне.
- Гляди, чтоб не подгорела. Хрупкой станет - снимай. Придет Закир,
растолчете между камнями. Вернусь - блинами вас угощу. (На ночь Потапов
всегда уходил к "Пятачку-ветродую" сам.)
Чуть ли не до зари Клим и Османов толкли в порошок съежившуюся от жара
кору.
- Ящериц ел, траву ел, дерево никогда не ел, - бормотал Закир.
Наутро сержант замешал на теплой воде светло-коричневую кедровую муку,
замесил и раскатал на плоском камне тесто. Потом нашлепал из катышков тонкие
лепешки и поджарил их на медленном огне.
- Жаль, маслица со сметанкой нет, - причмокнул он губами, протягивая
Климу первый "блин".
Клим с жадностью схватил лепешку, откусил половину и чуть было тотчас
же не выплюнул - такая горечь опалила рот.
А Потапов жевал свою лепешку с таким аппетитом, словно это и впрямь был
пышный, ноздреватый блин из первосортной пшеничной муки.
Морщась от горечи, Клим съел еще две лепешки. Острое ощущение голода