"Ключ от всех дверей" - читать интересную книгу автора (Ролдугина Соня)

Глава двенадцатая, в которой исполняются мечты, а Ее величество отдает неприятный приказ

Солнце уже почти завершило свой путь в небесных сферах, а я до сих пор не видела своего ученика, и, весьма вероятно, не увижу до заката. Сей факт ввергал меня в глубокое, не подобающее шуту уныние. Впрочем, подобные дни, когда мы проводили время порознь, случались и прежде, но совсем редко выходило так, чтобы не было никакой возможности встретиться. Но сегодня, в день, что выбрала Ее величество для собрания всего расклада Дома Камней и Снов, нам с Мило пришлось разлучиться — простому человеку, будь он хоть аристократом или волшебником, нет хода туда, где дела обсуждают карты. Для любого, даже самого захудалого Дома, колода — это высшая власть и величайшая тайна.

К слову сказать, крестьяне, горожане и прочий малообразованный люд и знать не знает о раскладах. Венец чудесного для низших сословий — аристократы. Власть и богатство в глазах простого народа — почти синоним колдовства, явление недостижимое и необъяснимое. В волшебников обычный крестьянин даже и не верит, полагая их всего лишь сумасшедшими фокусниками, но порой екает сердце: а вдруг чудеса и впрямь случаются? Не зря в народе из уст в уста передают легенды о Коте да Вороне, о девах, что приказывают приливам и живут на дне морском, о дивном ключе, что любую дверь отпирает, и Хранительнице его безумной… К тому, чтобы последняя побасенка перешла из непреложных истин и пугающей действительности в разряд страшноватых сказок, я в свое время приложила изрядные усилия. Даже во дворце мои фокусы с ключом списывают ныне на волшебство Мило или статус Безумного Шута.

С моей точки зрения — несомненное благо.

Дворяне, купцы, слуги в зажиточных домах и военные осведомлены об истинном положении дел несколько лучше, но, увы, ошибочно полагают колдунов тайными вершителями мировой политики. Спесивцы в бесформенных робах, сами заточившие себя в Башню, кажутся им истинными чудодеями. Да и попробуй не поверь в волшебные силы, когда, почитай, каждый день сталкиваешься с ними во дворце! А кроме того, ходят среди среднего сословия упорные слухи, что не все так просто с раскладами, мол, не на потеху королеве собираются карты…

Высшая аристократия, посвященная в дворцовые интриги, и волшебники знают это наверняка. Посвященные к картам относятся с почтением и глубоко затаенным страхом. Монарх, возглавляющий страну, является еще и первым в раскладе, и потому власть короля в Доме не оспаривается и не подвергается сомнению. Мы же, составляющие колоду, прекрасно понимаем, что зачастую нами, да и самой Леди Теней, управляют иные, нечеловеческие силы — истинные карты, как Безумный Шут и Слепая Судьба, не так давно передавшие через вашу покорную слугу привет для Тирле. И порою мне в голову закрадывается крамольная мысль: а вдруг истинные карты — не конец цепочки? Кто знает, кем был на самом деле наставник мой, Холо, откуда берут начало легенды о ключе, о Вороне с Котом?

Воистину мир непознаваем…

— О чем вы задумались, милая Лале?

Я подняла голову. Кабинет Ее величества, пустовавший еще несколько минут назад, начал постепенно заполняться людьми… Теми, кто когда-то был людьми. Одним из первых ко мне присоединился Тарло, Печальный Художник, девятка вассалов, семнадцатый в раскладе. Сегодня Мечтатель выбрал самую простую одежду: светлую рубаху из некрашеного льна со шнуровкой на груди, коричневые штаны и плащ. На ткани виднелись не до конца отстиранные пятна краски: синей, зеленой, алой, оранжевой. Рукава Мечтатель закатал до локтей, а обувью и вовсе пренебрег. Впрочем, таков церемониальный наряд Художника, и именно он требуется для сегодняшнего собрания. Тарло пускай и не франт, но за модой следит и появляться в обществе неухоженным не любит, а потому вряд ли доволен сейчас своим обликом.

Мне же, чтобы соответствовать карте, не пришлось сильно отступать от обычного наряда. Черные бриджи, жилет и ботинки, белая блуза с высоким воротничком да чудные полосатые чулки — так и должен выглядеть Безумный Шут. Скулу мою украшала слезинка, косички оканчивались бубенцами… Словом, я смотрелась со стороны так, как и почти всякий день.

— О непостижимости бытия, любезный Тарло, — зевнула я, укладываясь щекою на стол. Нынче ночью мне вновь не удалось выспаться. Мы с Мило отправились на холмы в саду позади дворца, и до самого рассвета ученик запускал в небо разноцветные фейерверки — на сей раз только для своей госпожи. Бедный мальчик так умаялся, что я велела ему сегодня хорошенько выспаться и не вскакивать в полдень, чтобы накормить наставницу завтраком. Давненько к тому же мне не случалось самой навещать повариху Шалавису, почитай, с самой весны… А потом внезапно пришел вызов от Ее величества на собрание расклада, и стало ясно, что день загублен. В королевский кабинет с изображениями карт надлежало явиться немедленно, как только получаешь наказ, и ждать, не покидая пределов зала, пока не придет последний. Лишь тогда могла первая в раскладе, Леди Теней, почтить своим присутствием наше общество и объявить начало совета. И вот практически все светлое время суток я провела в кабинете Ее величества, ожидая, пока с разных концов дворца и города подтянутся остальные компаньоны по раскладу. — Все не таково, каким кажется, и легко обмануться внешней значительностью и притягательностью. Посудите сами: крестьянин хочет перебраться в город, горожанин — примкнуть к знати, аристократ — получить волшебный дар, колдун — быть призванным в расклад… А мы с вами, уважаемый, более всего желаем сей час же очутиться подальше от дворца, где-нибудь в полях, поросших благоухающими цветами, в тенистых лесах…

— Осторожнее с мечтами, — улыбнулся Тарло. — Кто знает, куда они могут нас завести.

И снова я не смогла сдержать зевок.

— И это, мой лорд, тоже часть нашей непознаваемой жизни… Хотела бы я изменить в ней что-нибудь, пусть и на время. Однако взгляните: уже пятый оборот миновал после полудня, а зал заполнен едва наполовину, — перескочила я на другую тему разговора, потеряв интерес к прежней. — Почему же так случилось?

— Думаю, во всем виновата большая охота, устроенная лордом Галло, — предположил после недолгих размышлений Печальный Художник. — Почти половина всех благородных бездельников отправилась травить лисиц… О, простите, леди, — повинился он с улыбкой. — Вам, верно, неприятно вспоминать о случившемся во время маскарада?

Я подняла голову. Голос мой стал задумчивым.

— Нисколько, друг мой. Да и охотились, полагаю, не на лисичку…

Дверь в кабинет тихонько отворилась, и по плиткам скользнула — иначе и сказать не могу, ибо грациознее ничего в жизни не видела — леди Нанеле Хрусталь. Пепельно-розовые волосы, обычно уложенные в замысловатую прическу, в этот раз спокойно струились по плечам, сдерживаемые лишь серой лентой. В тон повязке на волосах было и платье, невесомое, словно дым над костром. К белому лифу была приколота одна-единственная сухая роза.

Леди пересекла зал и изящно опустилась на сиденье у противоположного конца стола. Мечтатель еле слышно вздохнул. То ли он был влюблен в нашу Смешливую Кокетку, то ли просто хотел написать ее портрет… Как знать!

— И почему вы так решили, Лале? — рассеяно поинтересовался Тарло, поддерживая видимость интереса к беседе. Даже обычное «милая» или «прекрасная» забыл к моему имени прибавить!

— Это же очевидно, Тарло, — невесело улыбнулась я. — Кто станет охотиться на ту, которую нельзя убить?

Мечтатель вздрогнул всем телом и повернулся, смерив меня пронзительным взглядом. Смешливая Кокетка в тот же миг была позабыта — еще бы, ведь Лале сама и вслух подтвердила то, о чем знает каждый и во что боится верить.

— Так это правда? — сощурил художник глаза. Серо-голубой цвет отливал закаленной сталью. — Вы… бессмертны?

— А как бы мне удалось пережить четырех королей, о наивный лорд? — я встряхнула волосами, гордо выпрямив спину, и колокольчики звякнули, мазанув по столу. — Конечно, волшебники и некоторые карты могут сдерживать старение неисчислимое множество лет, но за двести солнечных оборотов столь насыщенного существования, как у некой шутовки, одних ядов в бокале с вином выпиваешь столько, что хватит отравить весь расклад Дома Осени целиком! Я уж молчу про неурочные кинжалы, удавки и прочие… падающие люстры. Нет, — покачала я головою. — Первой попытки убийце хватило бы для того, чтобы понять, что сказки о Хранительнице Ключа — не сказки вовсе. На сей раз били в Мило, либо охотников за моей… ношей уже двое, и действуют они, не совещаясь. Не самая состоятельная версия, не так ли?

— Так это не первое покушение? — вскинул брови Тарло. — В таком случае вынужден согласиться. Охотились на Мило. Берегите своего ученика, Лале, — вдруг остро усмехнулся художник. — Золотой мальчик!

Сердце у меня дрогнуло.

— Воистину так. Редкое сокровище…

Вспомнив о «сокровищах», Тарло вновь отвлекся от беседы и посвятил свое время изучению нежного облика леди Хрусталь, изредка что-то бормоча себе под нос. Я вздохнула. Кажется, все-таки это интерес художника к модели, и ничего романтического в нем нет. А жаль. Красивая бы вышла пара… Необычная.

Впрочем, в этом зале сейчас куда ни ткни пальцем, непременно попадешь в необычную персону. Весь расклад уже был в сборе. Оставалось дождаться одну Леди Теней, и, маясь от скуки, я принялась разглядывать лица своих братьев и сестер по колоде.

Напротив, за левой частью стола, расположилась девятка слуг… Или, вернее сказать, шестерка, ибо полной колоды в Доме Камней и Снов отродясь не водилось. Но шесть из девяти — определенно лучше, чем четыре или три, как бывает в прочих раскладах. К тому же наши карты были сильны, как никакие другие. Взять хоть этих шестерых: Смешливая Кокетка, Мальчик со Свечою, Верный Пес, Ключник — о, его ключи не открывают всех дверей, но по-своему любопытны, Страж Покоя и Немой Дозорный. Последний стоит целого пограничного гарнизона: мимо него и ворон не пролетит.

Посередине и справа расселись вперемешку карты из девятки вассалов и высших: Волшебник из Башни беседовал с Мудрой Девой, рядом устроился Безжалостный Охотник-вассал, а следом опять высшие: Хозяин Лошадей и Наставница, и сразу трое вассалов — Бродячая Кошка, Беззаботное Дитя и Невольный Предатель. А дальше высшие и вассалы чередовались ровно, будто бы специально подгадав: Держатель Мечей, Вышивальщица Шелком, Всевидящий-и-Всеслышащий и Певец Сумерек. Крайнее кресло пустовало, и чудился мне в нем призрак среднего росту черноволосого человека, но столь надменного, что и короли рядом с ним покажутся прислугой. Грудь сжигало печалью. Ох, Холо, Незнакомец-на-Перекрестке, зачем ты покинул меня, свою ученицу?

На другом конце стола я оказалась единственной, кто принадлежал к девятке высших, да еще лишним был Тарло — вассал, Печальный Художник. Остальные семь карт — безымянные. Тихо переговаривались Свобода Небесная, Золотая Любовь, Незримая Смерть и Река Памяти. И чуть поодаль молчаливо разглядывали друг друга Тень, Странствие и Время. В нашей колоде нет лишь двух безымянных карт — Неодолимого Ужаса и Судьбы. А жаль. Иначе не пришлось бы мне намедни говорить с истинными картами и рисковать своим рассудком, звоня в заклятый костяной колокольчик.

В часах, что держал господин Время, песок все тек и тек, а королева не появлялась. Потихоньку разговоры прекратились. Со стороны казалось, будто живые люди начинают надевать маски. Лица становились все более отстраненными, словно бы человеческое смывалось с души ожиданием. Даже мне, привыкшей в любых обстоятельствах оставаться собою, не позволявшей карте взять верх, стало казаться все невероятно смешным. У прочих поведение тоже изменилось. Мальчик лет шести, Беззаботное Дитя, позабыв о книге, играл с куклой в потрепанном платье, улыбалась на все стороны Кокетка, перебирал струны гитары Певец… Лишь Бродячая Кошка, черноволосая девушка лет двадцати в коричневом мужском костюме, все так же полулежала на столе, забравшись с ногами в кресло, и мурлыкала. Длинные золотистые ногти царапали стол. Цап-цап, цап-цап… Да шелестел в часах песок.

Внезапно Немой Дозорный беззвучно поднялся и отвесил поклон пустому креслу. Это словно послужило сигналом и нам: одна за другой карты поднимались, приветствуя первую в раскладе. И с каждым новым поклоном тени сгущались, пока вдруг не оказалось, что во главе стола сидит Тирле, строгая, прямая, в угольно-черном платье, и крутит в пальцах расписной веер из шелка цвета ночи.

— Я вижу, все в сборе, — с удовольствием подвела итог Леди Теней. — Давно не сходились мы вместе полным раскладом. И причина внушает мне опасения… — Ее величество покачала головой. — Судьба заговорила устами Безумия, передавая предупреждение.

— Какое же? — сурово сдвинул брови Держатель Мечей. Вне колоды этот человек был известен, как стратег Ее величества лорд Хелло Гранит. Седой, немолодой уже мужчина, сохранивший подтянутую, сухую фигуру и острый взгляд юности, не ввязывался в интриги и склоки, говорил всегда прямо и по делу. Мне не приходилось сталкиваться с почтенным Хелло, но это и к лучшему — говорили, он благоволил Галло Топазу. — Что-то о грядущей войне?

Королева тихо засмеялась, прикрывая губы веером.

— Ах, вам бы только воевать, Хелло. Что взять с Держателя Мечей! Нет, надеюсь, что война так и останется несбывшимся сном. Пока мы не готовы схлестнуться с Домом Осени. Нет. Беда пришла, откуда не ждали, — всякие шутливые интонации исчезли из голоса Тирле, осталась лишь спокойная серьезность. — Судьба поведала, что грядет Прилив Приливов.

В зале воцарилась мертвая тишина. Можно было даже расслышать, как шипит огонь в очаге.

— Я читала, Ваше величество, — осторожно нарушила молчание Мудрая Дева, старая леди Сердолик. — Что Прилив Приливов случается раз в пятьсот лет. Он приходит с моря, сметая все на своем пути с лица земли, и останавливается лишь у Льдистых гор. Летописи утверждают, что дважды прилив удалось повернуть назад ценою огромных жертв — гибели всего расклада… Позвольте мне пояснить, — взгляд Мудрой потемнел. Есть древний обряд. Зовется он "Несокрушимая стена жизни". Книги гласят, что лишь это способно оградить Дом от бедствия, приходящего с побережья… Но что вызывает прилив из недр морских — то мне неведомо. Крайне скупы на описания свитки, повествующие о тех смутных временах, — покачала головой леди Сердолик. Испещренное морщинами лицо, казалось, выражало печаль и стыд. Но мудрая — не значит всезнающая. Мы небезупречны.

Ее величество нахмурилась.

— И только? Скверно. Я рассчитывала на большее. Предупреждениями Судьбы не пренебрегают. Если Прилив Приливов и впрямь так ужасен, как рисуют летописи, нам нужно быть готовыми ко всему. Даже погибнуть, отводя его от Дома. Но не хотелось бы мне прибегать к подобной… "Несокрушимой стене жизней".

— Ваше величество, — склонила голову леди Сердолик. — Дайте мне шанс. Если в библиотеках Дома есть еще что-то о Приливе Приливов и о том, как устоять перед напастью из моря, я соберу информацию в наикратчайшие сроки. Прошу вас, мне нужно лишь немного времени.

Время усмехнулся. Он был ровесником леди Сердолик, даже, пожалуй, чуть постарше — девяносто с лишним лет. Во дворце его знали как Райсо из Ленгмы. Кажется, почти полвека назад покойный король Шелло призвал нынешнее воплощение Времени именно из того далекого городка на границе с Домом Дорог. С той поры Райсо обжился при дворе, но своим так и не стал. Для общества он так и был невежественным провинциалом, невесть почему заслужившим милость монарха.

— А времени может не хватить, леди. Впрочем, я могу замкнуть его для вас в пределах одного здания — на большее не замахнусь. Да и дольше одного оборота волшебство не продержится…

— Это уже много, — задумчиво сложила веер Тирле. — На счету может оказаться каждая минута. Поэтому я собрала вас, расклад, а не совет Дома. Нужно действовать быстро и незаметно одновременно. Лорд Хелло, — стратег склонил седую голову. — Продолжайте подготовку к войне. Прилив приливом, но армия должна стоять на страже государственных границ, особенно в эти неспокойные дни. Ключник позаботится о том, чтобы сохранить казну и богатства, даже если морские воды доберутся до нас. Наставница, Кокетка, Хозяин Лошадей и Странствие… — названные четверо поднялись с кресел. — Вам я доверяю людей. Если прилив все-таки придет, у нас будет время — несколько часов или дней, чтобы увести людей в Льдистые горы. Думаю, Дом Севера примет нас.

Я хихикнула, глядя на кислое лицо Хозяина Лошадей. Молодой Равелло Хризолит только недавно женился. Говорят, супруга закатывала ему каждый вечер такие скандалы, что стены в родовом замке ходуном ходили. Мол, благоверный не проводит с ней каждый вечер, и казармы ему — дом родной. Если и королевское поручение выполнять, так и вовсе под собственной крышей ночевать не придется…

— Смешно, Лале? — раздраженно поинтересовалась королева, и я осеклась. Нрав у Тирле был дурной, а больше всего она не любила, когда ее прерывали. — Так у меня и для тебя задание найдется. Кто-то должен съездить к морю и разузнать у жителей побережья — нет ли каких легенд о Приливе? Не ходят ли слухи о скорой катастрофе? Да и говорят, что библиотека в Маяке на Лунной косе самая богатая на всем свете… Не желаешь ли развеяться? — голос Ее величества отдавал металлом. В душе что-то оборвалось. Ох, сие не вопрос — приказ.

Но… покинуть дворец? Я не могу!

— Вы же… вы же пошутили, Ваше величество? — прошептала я побелевшими губами. — Я… прошу прощения… Вы ведь пошутили?

Глаза Тирле недобро сузились. Не ко времени вспомнился мне мертвый котенок и разговоры с Киримом-Шайю. Беседовать с лордом Осени я не прекратила, несмотря на прямой запрет королевы. Чую, аукнется мне это…

— Почему же? — насмешливо переспросила Ее величество. — Ты при помощи ключа справишься с путешествием лучше других. Даже Странствие не умеет спрямлять дороги.

Странствие, юный наследник богатейшего рода — Рубин, подмигнул мне. Значит, умеет. И молчит, подлец. Подставляться не желает.

— Не вижу причин для тебя, Лале, оставаться во дворце, — продолжила королева. — Завтра на рассвете выезжаешь. Сроку на поиски даю тебе месяц. Не больше. Но и раньше чтоб не смела на глаза мои показываться!

В горле появился соленый комок, а взор затуманился красными пятнами. Откуда-то из глубины поднималась бесшабашная веселость, беспутная лихость…

Ох, поспорим еще, Ваше Величество! Может, я и Безумный Шут для своей Леди Теней, но ключ-то у меня еще никто не отобрал, и свободу оставаться там, где пожелаю — тоже!

Расклад провожал меня одинаково осуждающими взглядами. Лишь Тарло отводил глаза — что ж, спасибо ему и за это. А остальные… Будто мало им того, что Лале проиграла, уступила.

Конечно, они осуждают, ведь я — отщепенка. Строптивица. Неразумная. Единственная, кто смеет спорить… нет, даже не с королевою — с первой в раскладе. С Леди Теней. А, не отправилась бы она к ворону, эта Тирле! Пройдет время, и когда-нибудь непокорная шутовка Лале сможет сказать, что пережила уже пятерых королей.

А ведь я сопротивлялась королевскому приказу до последнего — я, всегда без единой жалобы выполнявшая самые глупые, самые обидные поручения. Сегодня мне пришлось продемонстрировать худшие стороны своего характера, дабы разубедить Ее величество, но тщетно. Разумные доводы не помогли — и следующими были слезы. Я рыдала до хрипоты, упрашивала, колотя кулаками в стол, швырялась бубенчиками, пинала стулья. Тирле будто бы не замечала меня. Я разъярилась, впала в безумство. Расшвыряла все бумаги из королевского письменного стола, разбила графин с вином о решетку камина, искричалась до полной потери голоса. Бесполезно и бессмысленно — Тирле была неумолима. И, стоило мне немного успокоиться и вытереть слезы, как она использовала подлый, гадкий и по-вороньи коварный метод.

Ее величество подняла голову, взглянула на меня с ласкою и произнесла:

— Лале, милая, хотя бы разок в своей непутевой жизни подумай и о других. На твоего ученика покушались во дворце. Не разумно ли будет исчезнуть на некоторое время, чтобы дать мне возможность найти убийцу и покарать его?

Потом королева Тирле улыбнулась. И спросила снова:

— Лале, ты отправишься на побережье?

Я поклонилась в ответ, пряча дрожащие губы и покрасневшие глаза, и вышла. Сердце замерло в моей груди безжизненным горячим камнем. Тяжесть и боль, тяжесть и боль, тяжесть… и страх.

А во дворце все шло своим чередом. В одном из залов искусства терзал гитару Танше. Жизнерадостного, порывистого барда с запада и язвительного художника, так сильно не ладивших между собой поначалу, связала теплая дружба, и случалось так, что в отсутствие одного другим овладевала тоска. Тарло остался на совете расклада внимать королеве, и теперь Танше, почти растеряв листья и травы, украшавшие прическу, хмуро разглядывал картины, созданные его другом, и пел одну за другой тоскливые баллады.

Откровенно говоря, мне тоже хотелось тоскливо завыть, выплеснув обиду и страх в музыке. Так, как делал это Холо.

Стянута обручем стен

Моя грудь.

Душит стекла муть -

Не продохнуть.

Я себя в этот плен

Сам и взял.

Сам посадил в подвал,

Сам сковал.

Незнакомец-на-Перекрестке Дома Камней и Снов, наставник — единственный, кто сумел бы понять меня сейчас.

— Госпожа? — встревожено спросил Мило. — Госпожа, что с вами? Вы… плакали? Вам плохо?

— Нет, Мило, — с чувством странного облегчения почти беззвучно ответила я, растирая щеки. — Уже нет. Идем к моим покоям, мальчик… Что-то голова кружится.

— Тише, тише, госпожа… Позвольте, я помогу вам…

Ох, не удержит меня

И замок:

Свободы один глоток -

И в поток

Нырну на закате дня

С головой.

Вынырну, пусть хмельной,

Но живой.

Ученик медленно размешал настой, добавляя к травам немного меда с высокогорных лугов. Эта чашка была третьей по счету, а меня все еще колотило.

— Лале… А почему вы боитесь покидать дворец? Ну, положим, даже не дворец, а город — на ярмарку-то мы с вами каждую осень ходим.

Я хрипло хохотнула. Голос потихоньку, полегоньку возвращался, но до сносного — хотя бы! — самочувствия мне было еще ох, как далеко.

— Еще бы не ходить, Мило. Надо же праздновать годовщину твоего воистину геройского спасения из "вороньей клетки"! А что же касается путешествий, дорогой мой… Скажу тебе откровенно… да, долей еще кипятку… И меду, милый… Хватит, хватит… Скажу тебе откровенно: я страшусь подцепить среди дорожной пыли ужасный недуг, который лишил меня наставника.

— Недуг? — Мило заботливо подоткнул плед со всех сторон. Шерсть не столько грела, сколько создавала уют. Как и чашка с чаем в руках. Как и затейливо мерцающие угли в очаге… Ах, Ваше величество… Ну и подлость вы сделали.

— Наикошмарнейший и неизлечимый, — вздохнула я. — Он зовется «бродяжничество». Или "ветер дорог". Тяга к странствиям, проще говоря.

Ученик, кажется, порядком удивился.

— Леди, — он осторожно присел рядом со мною. И я вдруг подумала, что темно-красный его сюртук, и нелепые трехцветные пряди, и карие, в фиолетовый отлив глаза греют гораздо сильнее чашки с настоем и шерстяного пледа. — Объясните мне, глупому, что ужасного в желании путешествовать?

Я высвободила одну руку из теплого кокона, чтобы потрепать мальчишку по волосам. Мило послушно лег, устроив голову у меня на коленях. Как котенок… Раньше это было прелестно. Доверчивый ребенок, доверчивый зверек… С каких пор это стало выглядеть нелепо? С каких пор Мило… вырос?

— Мило, знаешь ли ты, как я потеряла Холо? Он просто ушел. Не смог оставаться в одном-единственном мире, раз вкусив свободы и горького меда странничьей доли.

Дорога меня соблазнит

И звезда.

И не вернусь никогда

Я сюда.

Твой голос меня сохранит

От беды.

Свободы не дай испить,

Как воды!

— Мило… Тебе не страшно, что я уйду? Что брошу тебя?

Ученик только рассмеялся, обхватив руками мою коленку.

— Нет, госпожа, — поднял он на меня сияющие глаза. — Нисколько не страшно. Мы ведь уйдем вместе, верно? Разве я отпущу вас одну?

Сердце, еще мгновение назад глухо колотившееся, как раскаленный камень, затрепыхалось радостной птицей.

А может, тот ветер совсем

И не яд?

А вдруг не вернуться назад

Буду рад?

И желанны дороги все

Мне с тобой.

И путь станет мне любой -

Как родной…

Лишь с тобой…

Проснулась я глубокой ночью, с трезвой головой и мучительным чувством стыда. Правду говорил Холо, что Лале — избалованная, скверная девчонка. И как только Ее величество меня терпит! Тирле ведь неспроста такой приказ отдала. Двух кошек в одно лукошко усадила: и Мило уберечь, и еще одну ниточку потянуть — авось на ее конце тайна Прилива окажется! А я из-за глупых страхов своих чуть со всеми не разругалась. И ведь не чужие люди, а карты — родные, можно сказать.

Ох, утром, до выхода, непременно наведаюсь к королеве. Не получится лично извиниться — письмецо какое-нибудь оставлю. Хватит мне уже себя вести, подобно несмышленому ребенку. В последние месяцы словно опять безумие накатывает, как после ухода Холо. Плачу по всякому поводу, людей обижаю, беспечной становлюсь, дальше носа собственного не вижу… Ох, не узнать Лале — мудрую, коварную шутовку. А от веселой приютской девчонки и вовсе ни песчинки не осталось.

Извинюсь, решено!

Успокоив такими мыслями жестокую совесть, я зевнула и перевернулась на другой бок.

На одеяле что-то странно зашуршало.

Обмирая от испуга и честя себя, трусиху такую, во все корки, я вытянула руки, вслепую шаря по ложу. От того, что мне примерещилось, впору было на помощь звать… Вся моя постель, кроме подушки, оказалась засыпанной толстым слоем листьев.

Я глубоко вдохнула, пытаясь различить запах зелени. Нет, ничего. Будто чудится.

Может, все-таки кликнуть Мило?

— Вижу, вы проснулись, леди? — прозвучал негромкий низкий голос.

— Кирим-Шайю? — от удивления я даже пугаться раздумала. Нет, «спасатель» здесь точно будет лишним… — Что привело вас… сюда?

В темноте сверкнули две искры — синяя и желто-красная.

— Ответный визит, полагаю, Лале.

Зашуршали листья, и ложе прогнулось от тяжести чужого тела. Вот теперь разлился в воздухе тот самый запах — осенний. Сухая трава, земля и дождь. Сердце вновь забилось бешено, но уже не от страха…

— И какова же… цель… визита?… — как и в прошлый раз, подобрать слова было неимоверно трудно, будто бы каждое слово весило с добрую лошадь.

— Хм… Вероятно, прощание. Ведь вы уезжаете, Лале? — Кирим, оставаясь невидимкой, наклонился совсем близко. Горячее дыхание опалило мне висок.

— Ненадолго… — из последних сил соврала я. — Надо поместье… проверить… — воздуха стало не хватать. — Каждый год с Мило ездим… И в этот непременно… надо… необходимо…

— Что же вы дрожите, Лале? — вкрадчиво спросил Незнакомец. — Вам холодно?

— Жарко, — ответила я совершенно искренне. Да что же это со мной творится такое?! Словно не властна уже над собою… Я схожу с ума? Нет, пора прекращать этот цирк! В конце концов, неприлично лорду находиться ночью в спальне у леди, пусть бы даже и для разговора.

— Почему? — он провел, кажется, рукою по простыням, сгребая листья в кучу. Шелест отозвался мурашками у меня по спине. О, кто-нибудь, да спасите же беспомощную леди!

— Мило! — крикнула я, сбрасывая чары. И в ту же секунду слабость и жар исчезли, как ни бывало. Кирим тихо рассмеялся дисгармонично высоким смехом и поцеловал меня в лоб — словно печать поставил.

— Не забывайте меня, леди…

Я резко села на кровати, распахивая глаза… и проснулась.

Покои были залиты солнечным светом, серовато-золотым, какой бывает сразу после восхода. Постель моя смялась, простыни сбились в кучу, но листьев, разумеется, и след простыл. Вот думай, голова: то ли померещилось, то ли Кирим-Шайю приходил ко мне, как Незнакомец-на-Перекрестке.

Дверь распахнулась, ударяясь об косяк с такой силой, что стекла задребезжали.

— Госпожа! Вы звали? — выдохнул Мило, почти подлетая к моей кровати.

Я замешкалась.

— Да… Кошмар приснился, — "Ох, горазда же ты врать, голубушка! Век бы такие кошмары снились". — Испугалась. Все в порядке, не тревожься, мальчик. Что не так?

Мило продолжал смотреть на меня все тем же странным взглядом.

— У вас листик маленький, на лбу… За прядь волос зацепился, кажется, и висит. Можно, сниму?

— Можно, — растерялась я.

Ученик осторожно присел на кровать и потянулся ко мне. Я зажмурилась. Ловкие пальцы огладили челку, выпутывая лист. А потом — или мне показалось? — что-то невесомо, нежно коснулось моего лба. Но не мог же Мило… поцеловать наставницу? Старшую?

Ох, Лале, Лале, признайся, хоть себе, что рядом с Мило давно ты уже ученицей выглядишь.

— Завтрак готов? — нарочито недовольно спросила я, скрывая смущение. И открыла глаза.

Мило мрачно разглядывал миниатюрный, с ноготок, кленовый лист — хрупкий, живой… и опасный, будто ядовитое насекомое. Внезапно лицо ученика исказилось, словно от злости, и пальцы резко смяли листок.

По комнате поплыл запах осени. Дурманящий, зовущий…

А солнце, еще невидимое, все выше поднималось над землею. В луче света кружились тонкие золотые пылинки. Вверх, вниз… В этом движении не было ровным счетом никакого смысла — как в наших жизнях. Куда ветер дунет, туда и летим.

Губы мои изогнулись в улыбке. Еще сегодня утром я отстраненно рассуждала с Тарло о том, как хорошо было бы оказаться подальше от дворца. Вот мне приходится ехать к побережью — и вдруг выясняется, что на самом деле я этого не желаю. Вспомнились невольно другие мои мечты. Любить и быть любимой, оставить позади одиночество…

"Пусть мне никогда не придется желать обратного, — ощущая холодок по спине подумала я. — Не желать одиночества. Не желать быть нелюбимой. Только не это…"

— Лале? — тихо окликнул меня Мило.

Я вздрогнула.

А где-то далеко, на грани слышимости, рассыпался колотым хрусталем смех наставника моего, Холо.

Говорят, смеяться перед дорогой — к слезам.