"Марио Варгас Льоса. Дедушка " - читать интересную книгу автора

которую все время машинально вертел в руке. Она упала и ударила его по
бедру. Нет, мальчик не мог проскочить незамеченным: его шаги разбудили бы
старика, да и малыш, увидев своего дедушку сидящим у тропинки, спящим,
обязательно вскрикнул бы от неожиданности.
Эта мысль подбодрила его. Ветер теперь дул несильно, старик понемногу
привыкал к прохладе и уже не так дрожал. В кармане куртки он нащупал свечу,
купленную сегодня днем в магазинчике на углу. Старичок даже улыбнулся в
темноте от удовольствия: он вспомнил удивленное лицо продавщицы. В магазине
он держался высокомерно: прохаживался, небрежно постукивая длинной тростью с
металлическим наконечником, пока женщина раскладывала перед ним свечи всех
видов и размеров. "Вот эту", - сказал он, сделав быстрый жест, который
должен был означать досаду: Бог знает чем приходится заниматься. Продавщица
хотела было завернуть свечку в бумагу, но он отказался и поспешно вышел из
магазина. Остаток дня он провел в клубе "Националь", в маленькой комнатке
для игры в ломбер, где никогда никого не бывало. Тем не менее на всякий
случай он заперся изнутри, чтобы не беспокоили, и ключ оставил в замочной
скважине. Затем, утонув в мягком ярко-алом плюше кресла, открыл саквояж, с
которым никогда не расставался, и извлек оттуда драгоценный сверток. Предмет
был обернут красивым шарфом белого шелка.

* * *

... В тот вечер, в пепельных сумерках, он взял такси и велел шоферу
кружить по окраинам города; дул приятный теплый ветерок, за городом
красновато-серый цвет неба придавал пейзажу некую загадочность. Автомобиль
мягко плыл по глади асфальта, а зоркие глазки старика - единственное, что
осталось живого на его дряблом, обвисшем множеством мешочков лице, -
рассеянно скользили вдоль канала, параллельного шоссе. И тут он его увидел.
- Остановитесь, - сказал он, но шофер не услышал. - Стойте! Стоп!
Когда машина затормозила, а потом, дав задний ход, уперлась в кучу
щебенки, дон Эулохио убедился: это и в самом деле - череп. Взяв его в руки,
старик позабыл и о ветерке, и о сумерках; с нарастающим волнением он
рассматривал эту твердую, прочную, враждебно неприступную оболочку, лишенную
плоти и крови, безносую, безглазую, безъязыкую. Череп оказался маленьким -
дон Эулохио подумал: он принадлежал ребенку, - запыленным, грязным, и в
гладкой поверхности зияло отверстие с зазубренными краями, размером с
монету. Рот от идеального треугольника носа отделял изящный перешеек, не
такой желтый, как, например, нижняя челюсть. Старик с удовольствием
исследовал пальцем глазницы, обхватив череп рукой так, что получалось нечто
вроде чепчика; он надевал череп на свой кулак, а потом высовывал один палец
из носа, а другой - изо рта, и получалось этакое длинное раздвоенное жало;
он развлекался, шевеля пальцами и представляя, что все это - живое.
Два дня старик прятал его, завернув в шелковый шарф, в ящике комода, в
пузатом кожаном саквояже, и никому не рассказывал о своей находке. Весь
следующий день, после того как он обнаружил череп, старик провел у себя в
комнате, нервно прохаживаясь среди громоздкой мебели своих предков. Он почти
не поднимал головы. Со стороны могло показаться, что человек добросовестно и
даже с некоторым страхом изучает кроваво-красный магический узор посредине
ковра. На самом деле узора он не видел. Сначала его мучили сомнения. Он
ожидал: а вдруг его поднимут на смех? Эта мысль сперва вызвала у него гнев,