"Виль Владимирович Липатов. Стрежень " - читать интересную книгу автора

Возле Ульяна стоят четверо мальчишек, женщина и двое подвыпивших
мужчин, которые, слегка покачиваюсь, изучают Ульяна. Один одет в гимнастерку
и галифе, заправленные в белые шерстяные чулки, другой - и просторном
костюме с диковинно широкими брюками. Женщина с такой горечью смотрит на
Ульяна, словно оп ей родной человек.
Полдневное солнце полыхает в небе, тени прохладны, коротки; небо ясное,
голубое, высокое. Серый баклан с острыми крыльями парит, повертывается,
кидается к воде, поднимается к солнцу. Карташево отдыхает, работает по
домашности, спит в душистых палисадниках. Выходной день!
Ульян скрипит зубами, стонет.
- Не меньше литра употребил! - говорит тот, что в галифе. - Может, и
поболе. Бочка, а не человек. Я пол-литры стравил в себя, и - будет! Человек
завсегда должон норму знать!
- Не бреши! - усмехается мужик в широких штанах, тощий и длинный. -
Стакан поверх пол-литры выгрохотал!
- Это, кажись, было! Стакан, это правильно! Значит, семьсот, а ничего,
не пьяный!
- Пьяный! - убежденно говорит тощий. - Ты, парень, здорово пьяный!
- Все могет быть! Со стороны виднее, дядя Герман! - охотно соглашается
тот, что в галифе. - Он теперь, братцы, здеся до утра. Вот от этого пьяницы
и образуются. Коли ты пьешь, а ночуешь дома, это ничего, это можно, дядя
Герман. А вот ежели под забором... - Он повышает голос, покачивается. - Вот
ежели под забором - значит пьяница.
- Ты тоже раз под забором... ночевал! - упрямо замечает тощий.
- Раз не считается. Оплошка вышла! Вот я и говорю, дома лучше ночевать.
Опять же кровать, утром с жинки соленого огурца вытребуешь...
- Она тебе даст огурца! - усмехается тощий.
- Пущай не даст... сам возьму!
- Он, дяденьки, без дома! - печально говорит русоволосый парнишка. - Он
один! - И, подумав, со страхом добавляет: - В тюрьме сидел...
- В тюрьме не пример! - упрямится тощий мужичонка. - Ты, парнишка, от
тюрьмы и от сумы не закаивайся. Вот! Тюрьма, она может вдруг прийти... Это
ты разумей!
- Может, его домой отнесть? - задумывается тот, что в галифе. - Пили
вместях, разговоры разговаривали...
- Тяжелый, не утащишь.
- Это конечно!..
Женщина все стоит, пригорюнившись. И светит солнце, и Карташево идет
мимо пьяного Ульяна: проходят нарядные женщины - отворачиваются; проходит
продавец сельпо Иван Иванович - отворачивается; шествует мимо степенный
мужчина - отворачивается.
Только ребятишки, женщина да двое собутыльников стоят над Ульяном.
Рыбаков нет в поселке: кто на ягодах, кто рубит новый дом, кто тихонько,
помаленьку полавливает рыбу в протоках - не для государства, для себя. В
чайной тоже пустовато, гулко с тех пор, как оттуда выбрался Ульян с
приятелями.
К забору чайной подъезжают на мотоцикле Виктория и Степка. Он
соскакивает, растолкав ребятишек, пробивается к Ульяну, наклоняется. В нос
бьет водочным перегаром, селедкой, махоркой. Ульян лежит неподвижно,
раскинув руки, дышит неслышно, и можно подумать, что он мертв. Пробравшаяся