"Виль Владимирович Липатов. Стрежень " - читать интересную книгу автора

скажет. Но он молчит, переступая с ноги на ногу.
- Як Виктории, - наконец повторяет Степка.
- Очень жаль, но ее нет дома.
- Вот беда! - огорченно говорит Степка. - Я думал... Ладно, Полина
Васильевна, вы извините за беспокойство, а я похожу по улице, погуляю. Может
быть, встречу ее.
- Пожалуйста, - отвечает Полина Васильевна, так и не выходя из темноты.
Гремит щеколда, раздается скрип, потом удаляющийся шарк войлочных
туфель. Степка спускается с крыльца. Только теперь он замечает, что,
собственно, никакого солнца уже не г, оно запряталось, и над Карташевом
стынет довольно поздний холодный августовский вечер. Степке становится
зябко, он сует руки в карманы.
За околицей заунывно лают собаки. Наверное, лают на выщербленный месяц.
По переулку бесшумной тенью проходит человек, останавливается, смотрит на
Степку и уходит. Брошенный им взгляд полон для Степки непонятной тревоги.
Степка пробирается переулком, раздумывает, куда ему идти - направо или
налево. "Буду ждать, - решает Степка. - Буду ждать хоть до утра! Мы не можем
ссориться!" Он поворачивает назад, потихоньку бредет переулком с левой
стороны перелыгинского дома. Сюда выходит одно окошко комнаты Виктории. Оно
проливает в садик желтый, переливающийся на деревьях свет; на окошке желтые
тюлевые занавески. Облокотившись на ограду, Степка смотрит на яркое окошко.
Из садика пахнет смородиновыми листьями и малиной. И вот по изломанному
желтому квадрату на деревьях пробегает быстрая, летучая тень, и Степка видит
в окне силуэт Виктории, к которому приближается второй силуэт - мать.
Степка крепко зажмуривает глаза, пятится, у него больно ударяет в грудь
сердце. Степке уже не зябко, а по-настоящему холодно, но щеки горят, точно
ему дали пощечину.
- Дела как сажа... - зажмурившись, произносит Степка и бросается прочь
от палисадника.
- Мама, кто приходил?
Полина Васильевна подходит к дочери, мягко обнимает, целует в висок.
Они похожи, только Виктория чуточку стремительней, чуточку тоньше, и лицо ее
с глубоко вырезанными, раздувающимися ноздрями много строже, чем у матери.
Поцеловав дочь, Полина Васильевна, не отпуская ее, пробегает взглядом
по лицу Виктории. Хороша! Густой румянец, свежая кожа, фигура тонкая,
гибкая, грудь высокая; очень хорош у нее нос - тонкий, с горбинкой, как у
Григория, хотя Виктория мало похожа на отца. Хороша дочь, и говорить нечего!
А ведь Полине Васильевне поначалу было страшно: узнав о том, что не
способна больше иметь детей, она мучилась, боялась, что из Виктории вырастет
белоручка, неженка, эгоистка. Обладая твердым и решительным характером,
Полина Васильевна заставляла себя быть с дочерью непреклонно строгой - не
прощала лени, расхлябанности, требовала от Виктории во много раз больше, чем
от других учеников. До шестнадцати лет не баловала ее нарядными платьями.
Отец Виктории, Григорий Иванович, слишком мягкий, покладистый человек, и
Полина Васильевна радовалась тому, что он, вечно занятый книгами, не
вмешивается в воспитание дочери.
Да, в большой строгости воспитывала она дочь. Учила ее быть беспощадной
к самой себе, вырабатывала волю, характер, заставляла по многу раз
переделывать домашние задания, убирать и без того чистые комнаты, стирать
для себя белье и платья, научила готовить обед, вышивать, ухаживать за