"Виль Липатов. Смерть Егора Сузуна" - читать интересную книгу автора

шляпы-капотье и тросточку. Шляпа-канотье и тросточка Егору Ильичу не
нравились, а вот о сапогах гармошкой он на заре туманной юности мечтал.
Перед мысленным взором Егора Ильича появляется Петр Верховцев, который
желчно и неумно ругает молодежь. "Боже! - думает Егор Ильич. - А ведь я
похож на Петьку! Чем я отличаюсь от него, когда пилю Наташу? И чем плохо в
общем имя Мэри? Обычное, хорошее имя!" Чувствуя, что смущается - ну
точь-в-точь как Наташа, - Егор Ильич торопливо подходит к ней, наклоняется и
заботливо заглядывает в милое лицо.
- Ты вот что, Натаха! - с ворчливой лаской говорит он. - Ты сама реши,
хороша ли брошка... Ты, Натаха, плюнь-ка на мои советы! Мало ли что эти
пенсионеры накаркают!
После этих слов Егор Ильич как-то бочком выбирается из приемной и,
мельком оглянувшись, видит широко открытые, сияющие Наташины глаза.
- Вот какая положения! - смешливо ворчит он себе под нос.
Егор Ильич выходит на улицу, останавливается и снова добро улыбается.
"Открыт этот самый семафор, открыт!" - думает он и неторопливо идет домой.
Уличный поток пешеходов уже притих, так как время среднее - до конца
рабочего дня еще немало, но день уже кончается. Егору Ильичу непривычно идти
в это время по притихшей улице.

Четыре часа тридцать пять минут

В отдельном доме на тихой и узкой улице живет старинный друг и приятель
Егора Ильича Василий Васильевич Сыромятников. Четыре года назад он ушел на
пенсию и теперь редко показывается в городе, все больше сидит в качалке под
старым тополем, испещренным солнечными тенями. К сыромятниковской качалке
ведет по садику узенькая, посыпанная песком тропинка, и когда Егор Ильич
шагает по ней от калитки, он испытывает странное и неприятное чувство.
Егору Ильичу кажется, что город постепенно исчезает - сперва затихают
людские голоса, потом смазывается и пропадает скрежет и звон трамваев, а уж
затем тишина закладывает уши ватой. Егору Ильичу хочется покрутить головой,
чтобы избавиться от тишины, но это не помогает - она вязнет в ушах замазкой.
А шагов через десять Егора Ильича охватывает точное и острое ощущение того,
что за спиной нет шумного и веселого города. Словно и не было
суетливо-тревожных трамваев, солидных автобусов, тонконогих "Москвичей" и
широкогрудых, важно приседающих на задок "Волг", словно и не существовало
озабоченного и трудолюбивого человеческого потока, плывущего по тротуару,
как по бесконечному эскалатору.
Сейчас, пробираясь по узенькой дорожке, Егор Ильич хмурится. Василия
Васильевича, сидящего в качалке, он замечает только тогда, когда почти
вплотную приближается к нему: Сыромятников скрыт ветвями, а пятнистые тени
листьев на белой рубахе делают ее похожей на маскировочный халат, и Егор
Ильич в который уж раз думает о том, что Василий Васильевич замаскировался в
своем садочке.
- Здорово! - буркает Егор Ильич и с размаху садится на скамейку.
- Здравствуй, Егор! - тихо и медленно отвечает Василий Васильевич.
У Сыромятникова бледное и опухшее лицо, руки вяло висят, светлые глаза
прикрыты ресницами, точно он не хочет, чтобы свет проникал в зрачки. Когда
Егор Ильич садится, Василий Васильевич только чуточку повертывает к нему
голову да приоткрывает глаза. Все это было бы не так страшно и не так