"Виль Липатов. Смерть Егора Сузуна" - читать интересную книгу автора

Ивановна худощава, большеглаза, она до старости сохранила столько волос, что
на улицах девушки останавливаются, а Зинаида Ивановна ходит с закинутой
назад головой - так тяжел пук волос, собранных на затылке. Сохранила Зинаида
Ивановна до старости и цвет глаз - они у нее коричневые, с ореховым
оттенком.
Зинаида Ивановна искоса посматривает на Егора Ильича и все примечает:
китель, распахнутые усы, выражение важности на лице.
- Вырядился? - наконец тихо спрашивает она.
Отвечать Зинаиде Ивановне нельзя. Стоит ему что-нибудь сказать на ее
слова, как все пропало - китель и сапоги придется снять, вместо важности на
лице останется этакая подобострастная улыбочка, с которой не то что на
стройку, по домашней надобности соваться нельзя. Если он скажет хоть слово в
ответ, Зинаида Ивановна скажет второе слово, он третье, и начнется... Потому
Егор Ильич молчит.
- Язык съел с бутербродом?
"Наверное, съел".
- Ты нанялся молчать?
"Пусть нанялся!" - думает он.
- Ты долго будешь молчать?
"Хоть год! - решает он. - А на стройку все равно пойду!"
- Ну и молчи!
"Вот это и есть победа!" - с ликованием думает Егор Ильич, но
продолжает молчать. Он позволяет себе только одно слово, да и то в тот
момент, когда кофе выпит и он может встать из-за стола.
- Благодарю! - говорит он и гордо выходит из кухни.
Садясь за стол писать письма, Егор Ильич не подозревает, что в кухне
начинаются веселые дела. Когда он уходит, Зинаида Ивановна падает грудью на
стол и беззвучно хохочет - тяжелый пук волос дрожит на голове, плечи
вздрагивают. Она становится очень молодой от этого безудержного хохота.
Зинаида Ивановна, конечно, понимает, что не пустить мужа на стройку нельзя,
но Егор до колик смешон, когда напускает на себя важность, когда входит в
кухню придуманным им генеральским шагом и думает, что бог знает какой он
внушительный. Конечно, другим, посторонним, Егор может казаться строгим и
важным, но ей... Она хохочет от всей души и думает о том, что Егор все-таки
младенец, если считает, что она вправе не пустить его на стройку. Значит, он
все-таки побаивается ее, дрейфит - потому с раннего утра и надевает китель,
сапоги, расчесывает свои лихие усы.
Зинаида Ивановна поднимается, начинает мыть посуду. Глаза у нее все еще
влажные, и ей приятна эта влажность, в которой много тепла и радости. Она
старается не бренчать чашками и ложками, чтобы Егору Ильичу было спокойно
писать письма. Она и смеялась-то бесшумно, чтобы не тревожить его.
Письма Егор Ильич пишет за маленьким, как бы игрушечным столиком, на
котором стоит ученическая чернильница-непроливайка и лежат три ученические
ручки. За большими столами Егор Ильич работать не может, и в бывших своих
начальничьих кабинетах он устанавливал в уголке такие же маленькие столы. За
ними он писал, а посетителей принимал за большим столом, сидя на краешке.
Эту манеру сидеть на краешке стола как-то раскритиковал сам заместитель
министра. "На столах не сидят, - строго заметил он, - за столами принимают!"
Пишет Егор Ильич своим старым друзьям. Это все сплошь пенсионеры или
люди, которые вот-вот станут пенсионерами. Пишет он крупным мальчишеским