"Виль Липатов. Течет река Волга..." - читать интересную книгу автора

слова пришли на ум: "Сделанное - померло, дело всегда впереди!" Что это все
значит? Как можно руку испортить? Почему сделанное - померло?.. Много лет с
того дня прошло, а до мелочей помню, каким счастливым и одновременно трудным
был тот час, когда стоял у раскрытого окна. Теперь за скань возьмусь, решил
я.
Скань . Понять, что такое скань, - проще простого. Нужно взять
знаменитое вологодское кружево и представить его нити серебряными, твердыми.
Металлическое кружево - так можно назвать скань, прославившую наше Красное
на весь мир. Пока скань не изделие, она - проволока, и мой сын Сашка, тоже
теперь ювелир, небольшеньким мальчишкой как-то спросил у меня: "Батя, а
скани конец есть?" Такой вопрос задал, шельмец, что я спервоначалу обомлел -
вот дела так дела! Я как раз тогда по скани много работал, по своим
собственным эскизам работал. Свисают со старого замшелого плетня белые
колокольчики скромного вьюна - идут в сканевый узор, вьется причудливо дикий
хмель - задушевная его красота застывает в серебряных нитях. Живая жизнь
стекает с конца сканевой нити, а родной сын-малышня спрашивает, есть ли у
скани конец? "Сашка, - говорю, - нет у скани конца! Подрастешь, так сам
отвечать станешь. Пока течет Волга, растут травы, распускаются цветы, пока
батюшка-мороз расписывает стекла сказочным узором... Да что там говорить,
сын, нет конца у скани - серебряной нити!" Потом подвожу мальчишку к
верстаку, подкладываю под стул толстый чурбачок, а в руки даю пинцет - самый
простой наш инструмент. "Бери в руки начало скани, сын, клади завиток, а к
нему - второй. Вот так, Сашка, вот так он и расцветает, дикий цепляга-хмель.
Ну, как, Сашка, может кончиться скань, если она из моих рук уже в твои
попала?" Смотрю на сына: глаза блестят, не дышит... Эге, думаю, может, в
нужные руки скань передал?
Опасность . Мои подстаканники и броши из скани в 1937 году были посланы
на Всемирную выставку в Париже. Им была присуждена Золотая медаль. Дошла,
значит, красота моей земли аж до Парижа, поняли чужеземные люди, чем
прелестен дикий вьюнок, как может быть красив обыкновенный лен, если
посмотреть на него добрыми и внимательными глазами. Одним словом, живи и
радуйся, Николай Грустливый, наслаждайся славой и мастеровитыми руками, но
дело начало другой оборот принимать, такой оборот, что и рассказывать
стыдно... Образовалась вокруг меня какая-то круговерть, мешанина и
неразбериха, словно попал в детский крутящийся волчок. С одной стороны - ко
мне люди идут с улыбкой, с распростертыми объятиями, с добрыми словами: "Ах,
какой же молодец ты, Николай! Подумать только: признали в самом Париже!
Пойдем, прогуляемся, потолкуем". С другой стороны - заказы одолевают:
спешно, спешно и спешно! И вот я сюда, и вот я туда, во все стороны стараюсь
поспеть, коли люди меня любят и от меня хорошего ждут. Рабочий верстак и
дымная чайная - вот между ними и крутился, и сколько это продолжалось и чем
бы кончилось, не знаю, если бы не отец, который меня в одночасье взял за
плечи сильной рукой и посадил рядом с собой на лавку. "Долго я молчал,
Николай! Думал, сам ты с этим делом справишься, думал, что ты настоящий
Грустливый, но просчитался... Ты ослеп, вот что тебе скажу! Погляди в оба
глаза, кто тебе славу поет. А как в этом разберешься, к верстаку вернись:
сравни свою последнюю работу с прошлогодней".
Льстецы . И вот отправился я, как советовал отец, с открытыми глазами
на свою жизнь смотреть. Кто окружал меня? Самые ленивые да бездарные
мастеришки, всякие пролазы и прилипалы, вся эта шушера, которая вокруг