"Валерий Липневич. В кресле под яблоней (повесть) " - читать интересную книгу автора

близость фамилий обязывает. "Ишь не боится красоваться! - замечают мужики. -
Смелый парень этот Пастернак!" И непонятно: то ли хвалят, то ли порицают.
Скорее, как обычно: и то, и другое. Не лишают героя свободы действовать, но
и не отказываются от права на собственное мнение. "А ведь не пан!" -
добавляют задумчиво.
"Пан не пан, а грошы доугия!" - ставит кто-нибудь точку.
Соседу моему выпали не долгие деньги, но долгие труды, невольно
вызывающие сочувствие и уважение. Еще и теперь, по прошествии двенадцати
лет, нельзя сказать, что стройка закончена. Бревенчатый сруб обложен
кирпичом, плотно настелены - без единой щелочки - полы, розоватой ольховой
вагонкой обшиты стены. Над бетонным бункером с гаражом, погребом и хозблоком
возникли четыре комнаты и кухня с прихожей. Все сделано добротно,
основательно, без модных ухищрений.
И все сами, без наемных рабочих, в выходные, праздничные, отпускные
дни. Скоро возьмутся и за третий этаж.
Конечно, с домом бы уже закончили, если бы не двадцать соток земли
вокруг. Склон скудного глиняного холма как-то незаметно превратился в
райский, с любовью возделанный уголок. Сад, огород, теплицы - все благодарно
одаряет, пытаясь хоть как-то возместить потраченное время и силы. Да, трое
сыновей - не шуточки. А тем более в начале перестройки. Теперь-то, если
здраво прикинуть, занятие это абсолютно нерентабельное. Всю продукцию, что
производит семья в течение лета, можно купить долларов за триста. Их проще и
легче заработать в городе. Но, возражает мой сосед, процесс не купишь. Смысл
его усилий именно в этом процессе - наркотически опьяняющем, дарующем
счастье, такое необходимое в городской круговерти. Именно на него и был он
запрограммирован десятками предыдущих поколений. Но именно в нем, на
прощанье, эта привычная мужицкая участь и осознается как счастье, дает
последнее, торжествующее цветенье. Дети - уже горожане. И по возможности
уклоняются от этого "процесса".
Главная забота Юзика, его радость - пчелы. Несколько десятков ульев на
прицепах - вывозит на поля - постоянно в теплом кругу его заботы.
Иногда неожиданно вылетающий рой, не утруждаясь поиском места, лепится
прямо на него. Он спокойно стоит, довольно улыбается, медленно движется к
свободному улью. Рассказывает, что впервые это случилось в детстве. Рой
неожиданно обвалился на него - мать растерянно замерла, - а он ничуть не
испугался. Прошел в гудящей и копошащейся шубе на пчельник и начал осторожно
ее снимать. Горстями.
Неожиданное доверие этих загадочных существ навсегда поразило и
приковало к ним. Улей стоит даже в городе на балконе. Те же пчелы позволили
ему пару лет назад пересесть из неказистого и безотказного труженика
"Запорожца" на элегантный "форд". Прислали его из Германии в обмен на энное
количество молочных фляг с медом. В народе сосед мой известен как пчеловод.
О том, что он офицер милиции, правда уже на пенсии, юрист, почти никто и не
знает. В этом есть своя логика: славу приносит только то, что мы любим, чему
отдаемся всем сердцем.
Солнце пригревает все жарче, перемещаясь к верхушке липы. Облака
незаметно дрейфуют на восток - за спину, в сторону Москвы. На подоконнике
распахнутого окна пышно возлежит белая подушка, отогревая и просушивая свои
гусиные перышки. Их собирала еще бабушка, гуси не переводились до
последнего. Только когда осталась одна, распрощалась и с коровой, и с