"Дмитрий Липскеров. Пространство Готлиба" - читать интересную книгу автора

на Сахалине и под прикрытием боевой авиации продвигаются в глубь острова.
По условиям японо-греческого договора завтра в войну вступит Греция, и
Россия вынуждена будет воевать на два фронта. Я призываю свой народ
сохранять спокойствие, бдительность, а также быть верными "Русской системе
измерений"! Уже завтра министр обороны выступит с телевизионным обращением
и разъяснит условия частичной мобилизации. Я уверен, что мы способны
защитить рубежи нашей Родины, обходясь лишь регулярными частями, но хорошо
обученные солдаты и офицеры запаса должны быть готовы прийти на помощь
регулярной армии.
Дорогие сограждане! В эти тяжелые для всех нас дни призываю вас
сохранять мужество и верность "Русской системе измерений"!
Вечером восемнадцатого сентября из Афин позвонил Димас Аполлосис,
апельсиновый король и отец Бутиеро, и приказал сыну немедля возвращаться
на родину.
- Я не могу этого сделать! - возражал Бутиеро. - У меня здесь
беременная жена!
- Она тебе вовсе не жена! - кричал в трубку апельсиновый король. - И
вообще, тебя посадят в тюрьму в России как врага!
К сожалению, Димас Аполлосис был прав. Наши власти дали всем японцам
и грекам сорок восемь часов на то, чтобы выехать из России, и
предупредили, что все оставшиеся после обусловленного срока могут
рассматриваться как лица, сотрудничающие с врагом.
За день до окончания ультиматума мы с Бутиеро сидели на крыше нашего
дома, тесно прижавшись друг к другу, как будто нам было холодно, а вовсе
не стоял теплый осенний вечер.
- Они посадят тебя! - говорила я и целовала своего грека в
подбородок. - Уезжай!
- Если я уеду, то они будут говорить, что ты родила ребенка от врага!
Я не смогу тебе помочь! - отвечал Бутиеро. - Наш ребенок будет здесь
отверженным! Поедем со мною!
- В Греции будет то же самое, - возразила я. - И потом, тебя призовут
в армию и ты будешь стрелять в моих соотечественников!
- Я не смогу этого делать!
- Тогда тебя самого расстреляют за дезертирство!
- Что же делать? - спросил Бутиеро растерянно.
- Не знаю, - ответила я.
Мы сидели на крыше дома и смотрели на уходящее за высотные дома
солнце. Его огромный огненно-красный диск казался мне столь печальным,
столь символичной была его огненность, что я вдруг почувствовала всю
обреченность, всю чудовищность нашей ситуации. Казалось, и Бутиеро думал о
том же. Он еще крепче обнял меня, затем что-то хотел спросить, но
прервался уже на вдохе, и я увидела в его глазах безмерную тоску, какой
еще никогда не замечала в человеческих глазах.
- Ты меня любишь? - спросил Бутиеро очень тихо.
- Ага, - кивнула я.
- Закрой глаза, - попросил он.
Дело в том, что я очень его любила и очень доверяла. Но вместе с тем
я до конца не знала, что таит в себе темперамент гитариста Бутиеро
Аполлосиса, грека и испанца, сына Димаса Аполлосиса. В конце концов, мы
были знакомы всего два с половиной месяца... Я закрыла глаза, как он