"Дмитрий Липскеров. Русское стаккато - британской матери" - читать интересную книгу автора

прощался с родным, а другой, с перстнем на пальце, скрытно от всех потащил
настоятеля за четырехкилограммовый крест к земле, так что у того затрещало в
шее, а в ухо смиренный словно металла влил:
- Сам уходи! Иначе вытравлю, как таракана поганого!.. Ишь, вериги!..
Улетали под храмовый звон. Звонарь старался истово, как и в утро.
Иеремия плакал, стоя на бетоне, махая поочеред руками вослед белой птице с
крестом на брюхе. Плакал и Василий, забившийся в самый угол кабины
вертолета. Иеремия лил слезы от счастья, от того, что пронесло от
разоблачения ужасного и он вскоре поселится с Еленой Ивановной в
кондоминиуме. А иеромонах Василий слезы проливал от горя, от страшащей
неизвестности, ожидающей его в будущем времени.
- У тебя, что ли, дьяк жену увел? - вдруг услышал сквозь грохот
лопастей Василий и, подняв мокрые глаза на Владыку, подсевшему к монаху
запросто, кивнул.
- Ну ничего, - приобнял монаха митрополит. - Господь милостив,
образуется все...
Сквозь иллюминаторы лился лунный свет, и было почти светло. Смиренный,
семидесятипятилетний старик, спал... Он не слышал, как бесчисленное число
раз кричал в ночное небо слабоумный Вадик:
- В Выборг поеду! - Уносил ветер слова к луне. - В Выборг! За красной
водой!..

***

Первое, что стал делать Николай Писарев в своей жизни хорошо - играть
на аккордеоне...
Поддавший на Девятое мая дед Кольки стащил с антресолей инструмент и в
компании сотоварищей-десантников проиграл одним пальцем мелодию
"Варшавянка". Ему поаплодировали, запили успех водочкой и забыли про музыку.
Дед уложил аккордеон в спальне, сел к боевым товарищам за стол и
вспомнил, как сей инструмент ему достался.
С этими же мужиками двадцать пять лет назад он вошел в Берлин. Немец в
агонии почти в полном составе сдавался, кто-то подрапал в домашние тылы, а
дед с развед-ротой прочесывал микрорайон возле Берлинского исторического
музея. Показалось, что в одном из домов фрицы засели, ну и шандарахнули по
окнам из всех стволов. И гранатку даже кинули.
Потом дед пополз поглядеть на результаты боевых действий и обнаружил в
доме лишь единственного немца. Тот лежал на полу, опрокинувшись на спину. На
груди его возлежал дивный аккордеон с перламутровыми клавишами, а из дырки
во лбу фонтанчиком била кровь, напитывая мехи инструмента, как вода в песок
уходила.
Немец был немолодым, годящимся тогда деду в отцы. Лежал в шерстяных
носках с вышитыми на резинках оленями, и, если бы не фонтанчик крови, можно
было подумать, что он выбрал такой хитрый способ игры на аккордеоне - лежа
на полу.
Дед никогда не брал трофеев, а тут ему так понравилась игрушка, так
приманили всякие медальки и гербы во фронте, что он был вынужден потревожить
мертвого, стаскивая с тяжелых рук музыку...
Потом, в расположении части, на аккордеоне попробовал сыграть
гармошечник Зажин, но, подержав трофей с минуту, поставил диагноз - трофей