"Дмитрий Липскеров. Русское стаккато - британской матери" - читать интересную книгу автора

бывшему десантнику психушкой.
Дед в больницу не желал, а потому запер аккордеон на антресолях.
На предложения бабки сдать ненужное в комиссионку смотрел зверем...

***

Колька Писарев, восьми лет от роду, взял оставленный дедом в спальне
аккордеон, с трудом водрузил машину себе на грудь, выпрямился и так отчаянно
вонзил в клавиши пальцы правой руки, что, казалось, трофейный перламутр не
выдержит и проломится. Но не тут-то было. Вместо того чтобы затрещать или
хотя бы завыть истошно, инструмент вдруг издал стройный звук, в котором
содержалось и благородство, и некая надрывная нота.
Колька сделал паузу, закатил в поднебесье глаза, сделал короткий вздох,
словно изготовился к прыжку, да как разогнался детскими пальчиками по
клавиатуре, да такие созвучия стал трофей выдавать, что празднующим День
Победы ветеранам на миг показалось, что это вдруг включилось радио.
Но музыка, которую играл Колька, была столь полифоничной, такие свежие
басы аккомпанемента выдавала правая рука, что уже через мгновение мужики во
главе с дедом находились в спальне и ошалело глядели на плюгавого пацана
Кольку, которого даже за аккордеоном не было видно, но который укротил
немецкий трофей и играл на нем сейчас так же виртуозно, как мог бы
гармошечник Зажин.
А Колька продолжал музыку делать, как будто за ним и не наблюдал никто.
Глаза его по-прежнему искали что-то на потолке, а пальцы жили отдельной от
головы жизнью.
Никто не видел скорченную на лице деда гримасу, лишь бабка лицезрела
ее, да так испугалась, словно предчувствовала смертоубийство.
Через минуту пальцы Кольки дали тремоло, слабые бицепсы растянули меха
до предела, посыпался на пол темный порошок, затем последовал апофеоз звука,
и музыка, истончившись в последней ноте, закончилась.
Мужики захлопали истово, совсем не так, когда дед "Варшавянку" пальцем
набрякивал, а по-настоящему, будто на концерте знаменитости побывали. Затем,
увидев выползающего из-под аккордеона Кольку, мокрого от пота, словно его из
ведра обдали, бросились к пацану и на руки его вознесли. Подкидывать
принялись с криками "ура!".
А ноги Кольки Писарева, после того как на пол его поставили, вдруг
подломились, мальчишка потерял сознание и упал как подкошенный.
Когда его подняли, то все тело музыканта оказалось в крови, и бабка так
истошно завопила, что с крыш соседних домов сотни голубей посыпали к земле!
Она бросилась к внуку, стала вертеть его, безсознанного, туда-сюда, искать
руками, где рана на теле разверзлась, столь много крови выпустившая...
- Немца это кровь, - сказал дед тихо. - Хорошие химикаты были!.. - И,
послюнявив палец, нагнулся к полу, собрал указательным несколько крошек,
которые тотчас растворились в слюне, превращаясь в красное.
Бабка охнула от такого дедова сообщения, сама собралась терять
сознание, но тут Колька стал приходить в себя, и его, потрясывающегося всем
телом, потащили в ванну отмывать.
Мужики, очнувшиеся от изумления, приняли по сто пятьдесят и начали
бабку поздравлять с таким чудо-внуком, который уже в восемь лет потенциально
может обеспечить семейству кусок хлеба на край.