"Дмитрий Липскеров. Русское стаккато - британской матери" - читать интересную книгу автора

Чувствуя, как наполняется желудок, он благодарил про себя бабку, что
она ему свою единственную награду на грудь повесила. Хранила таким способом
благоверная всю свою трудовую доблесть, аккумулированную в единственную
медальку.
"Дома другую медаль достану", - был уверен дед, облизывая пальцы и
благодаря азербайджанца по-русски.
- Бакинец? - поинтересовался.
- А вы откуда знать? - выпучил глаза хозяин палатки.
- Бывал я в столице-то вашей! Носатиков-то повидал!
Но тут бакинец стал, на ломаном русском предостерегать деда, что здесь,
на площади, очень опасно, что полицейские попрошаек отлавливают и на мыло
сдают.
- А я не попрошайка, я - музыкант, - удивился дед. - Воды дай!
- Айн марк, - назвал цену азербайджанец.
- Чего жлобишься?
- Айн марк.
Бакинец был невозмутим и в ответ на призывы к нему, как к
соотечественнику, как к земляку, в конце концов, смотрел деланно в сторону и
сдувал уголком губ навязчивую муху, усевшуюся на тоненький ус.
Далее дед продал знак парашютиста за стакан кока-колы, но купил его не
у азербайджанца, а у немца, торгующего сардельками.
Показал бакинцу фигу и высказал предположение, что бывший
соотечественник - дерьмо, то-то к нему мухи липнут...
Напившись, дед вновь уселся на свое место и пропиликал на аккордеоне до
самой темноты. Ночевал он в том же парке, а утром соорудил из подтяжек
рогатку, из которой часа два тщетно пытался подстрелить немецкого соловья...
А потом он опять и опять сидел на площади. Уже даже не играл, все равно
не платили, а продавал потихоньку свои награды. День за днем. Начал с
медалей, а потом черед и до орденов дошел.
У азербайджанца не питался принципиально, все тратил у немца на
сардельки и пиво.
- Азерботик, как торговля? - глумился.
Бакинец нервно дергал усом и, между прочим, замечал, что у него хоть
дом и семья имеются. А дед подохнет на этой же площади и превратится в кусок
дешевого мыла, который азербайджанец пошлет на свою горную Родину - баранов
мыть!..
Деду было неприятно думать о мыле, но через неделю от внушительного
иконостаса на груди остались всего три ордена Славы. А Славу русского
солдата дед продать не мог!
Уже три дня его желудок был пуст, он сидел, привалившись спиной к
теплой стене, и дремал. Сквозь сон услышал шарканье чьих-то ног, но тяжелых
век не открыл. Индифферентен ко всему был дед.
Что-то положили в футляр. Он скорее это почувствовал, нежели услышал.
Приоткрыл глаза и рассмотрел... Он увидел... Что он увидел?.. В футляре
билась, словно рыбешка о стенки ведра, банкнота. Ее гоняло, кружило ветром.
А на бумажке виднелись два нуля и цифра перед ними - 5.
Кто же такой щедрый? Кто пожертвовал по-королевски?
Дед широко раскрыл глаза и задрал голову.
Он увидел пожилого немца, у которого убил в сорок пятом отца и у
которого украл для аккордеона футляр.