"Дмитрий Липскеров. Русское стаккато - британской матери" - читать интересную книгу автора

даже бампера не царапал.
За лихачество его почти ежедневно останавливали сотрудники ГАИ, но,
разглядев бородатого человека в рясе, непременно отпускали, почему-то при
этом краснея.
Но и на старуху, как говорится...
Как-то раз его притормозил на Литейном широкомордый старшина в огромных
крагах и радостно улыбнулся.
- Нарушаем! - констатировал милиционер с удовольствием. - Девяносто
семь километров едем, а здесь какой знак? - И не дожидаясь ответа: - А здесь
знак - пятьдесят!..
Василий терпеливо молчал, ожидая, что старшина, наконец, рассмотрит
рясу и отпустит его с Богом. Но не тут-то было. Мент был ушлый и хорошо
знал, что у попов деньги водятся.
- На сорок семь километров превышение! Это же ого-го-го! - И
осклабился: - Штраф будем платить! В сберкассе! А сейчас там обед! Закрыта
сберкасса!.. До четырех... А сейчас пятнадцать ноль две!..
- Мил человек, - попросил Василий. - Отпусти ты меня! - и вылез из
автомобиля, расправляя бороду и крест поглаживая.
- Никак не могу, - игнорировал крест постовой.
- Так нет денег у меня, - объяснял Василий.
- Так нарушать не надо!
Батюшка полез в карман брюк, задрав при этом подрясник, выудил помятый
паспорт, нервно полистал его и протянул книжицу к самому мясистому носу
старшины, из которого, будто из репейника, торчали жесткие волоски.
- На, смотри!
- Чего тут? - скосил глаза старшина.
- А то, - повышал голос Василий. - А то! Пятеро детей у меня, а ты
поборами занимаешься!
- Я закон оберегаю, - зло проговорил мент, не обратив внимания и на
детей. - Я не себе! - вдруг разозлился окончательно. - А ну, давай права,
буду автомобиль отлучать на штрафную стоянку!
Он отвернулся, а Василий полез за деньгами, договариваться так.
Уже нащупал сторублевку, как неожиданно для самого себя сказал:
- Вот потихоньку доберусь до храма и отпою тебя!..
- Чего? - не понял старшина.
- Вечером и отпою, царствие тебе небесное, - и протянул купюру: - На-ка
сторублевочку...
Гаишник вдруг сделался маленьким от услышанного ужаса, как-то
скукожился осенним листом и заговорил фальцетом:
- Ощущаю неправоту свою... надо по-человечьи к ближнему своему...
пятерых детей трудно... спрячьте ваши деньги...
Мент открыл Василию дверцу "жигуля", затем снял краги, зачерпнул из
одной горсть купюр и протянул водителю.
- Вот, на свечечки...
Когда батюшка Василий вернулся домой, то оказалось, что на подношение
можно было поставить триста тридцать пять больших свечей, а уж маленьких и
не сосчитать...
Об этой истории, говорят, даже патриарх прознал, смеялся до слез, да,
видимо, за анекдот посчитал.
В общем, жил Василий и по-крупному не тужил.