"Дмитрий Липскеров. Осени не будет никогда" - читать интересную книгу автора

Ему не было тогда и двадцати.
Он долго стоял под душем, потом расчесал поредевшие волосы пятерней и
отправился в свою школу.
По времени кончался шестой урок, и старенькая уборщица Вера торопливо
домывала перед раздевалкой.
- Куда-куда! - прикрикнула она на мужика с одутловатым лицом. - Не
винный, чай, школа! Куда прешь!..
- Это я, баб Вер, - стесняясь, сказал Вова.
Старушка внимательно поглядела в его глаза и выронила из рук тряпку.
- Рыбаков?..
- Ага...
- Да что с тобой сделалось? - запричитала старушка. - Аль болеешь чем?
- А где Мила... Где Мила Вячеславовна?
Баба Вера пожала плечами.
- Да ты к завучу сходи, - спохватилась. - Она-то знает...
- Две недели, как уехала, - с охотой ответила завуч, поправляя на
голове высоченную прическу с импортным шиньоном. - А тебе зачем, Рыбаков?
- А куда?
- На Урал куда-то...
Завуч на мгновение задумалась, поглядев внутрь себя.
- Развелась здесь с мужем и укатила в поезде. Там, знаю, замуж по новой
за военного вышла. За прапорщика... Любовь!.. А тебе зачем, Рыбаков?
- Спасибо, - поблагодарил Вова завуча и пошел себе обратно.
Более он никогда в жизни не вспоминал Милы. Только рисовал...
Его никто не видел в жизни трезвым. Но состояние опьянения Вовы
Рыбакова было всегда одинаковым, сколько в него ни вливали. Художник был
всегда пьяненько добр, со всеми ласков, никогда и никого не просил ни о чем,
сам же всегда выполнял все просьбы. Вова не знал ни месяцев, сквозь которые
шел нетвердым шагом, ни дней, через которые проносился падающей звездой, ни,
тем более, часов. Он плыл по истории своей жизни, совершенно не желая
думать, от невыносимости этого процесса, лишь чувствовать хотел, да и то не
сердцем - переселил душу в руки... И только осенью в его грудь входило
странное волнение...
Когда-то случайно он на улице встретился с другом отца, известным
композитором, автоматически сказал "здрасте" и пошел было дальше. Но
представитель богемы его узнал, затащил к себе в роскошную квартиру, где
спрашивал о многом, смакуя приятное прошлое, а он по мере способностей
отвечал. Композитор не пожалел даже иностранной водки, слив ее за полчаса в
Бовин стакан. А Вова за это в две минуты нарисовал портрет радушного хозяина
прямо на скатерти, а красками ему стали - хрен, горчица, да икорка красная
вперемешку с черной.
Композитор пришел в такой восторг от своего изображения, что уже на
следующий день вставил Вовино художество в раму под стекло.
А как реагировали его приятели из дип-корпуса, когда на очередном
сейшене увидели произведение современного искусства, висящее между Коровиным
и Судейкиным!
- Это потрясающе! - восторгался первый секретарь английского
посольства.
- Да-да! - подтверждал американский культурный атташе. - Русский Энди
Уорхол!